Петр Киреевский - Собрание народных песен

Не белы́е-то снежки забелелися,
Забелелася у ста́рого седая борода.
Уж как старый на коне оправляется,
Своей храбростью выхваляется:
— Не лучи́т ли мне бог в Царе-граде быть?
Вот я Турочек всех повы́рублю,
А Турчаночек во поло́н возьму! —
Выезжает ли старый во чисто́е поле.
Что навстречу старому злые встре́чнички:|
Да что сорок их четыре разбойничка,
Что хотят они стараго ограбити.
— Ох вы гой еси злые мои встречнички,
Да что сорок вас четыре разбойничка!
Вам снять и взять с меня не́чего:
Что одна на мне серьмя́жка и то серая,
Но и той ли серьмя́жке цена веданая:
Что и сто́ит ли серьмяжка шестьдесят рублей.
Во колчане у меня стрел до пяти сот есть:
Что и ка́жняя стрела стоит пять рублей,
А чистых со мной денег сорок тысяч есть,
А коню-то, животу́, — ему сметы нет, —
Вот и тут ли разбойнички рассмехну́лися:
— Что сколько мы по белу свету ни ха́живали,
Мы такого дурака не наха́живали!
Будто что мы у ста́раго про что спрашивали,
Что и сам ли старый дурак правду сказывает!
Принимайтесь-ко, ребятушки, за ста́раго! —
Что снимает ли старый свой ту́гий крепкий лук,
Он пускает ли калену стрелу во сы́рый толстый дуб:
Расколол он этот дуб на четы́ре гра́ни.
Вот и тут ли разбойнички испугалися,
По чисто́му они полю разбежалися.

Не буйны ветры подымались,
С палат верхи посметало,
В теремах двери растворяло,
На столах кушанья расплескало;
За столом сидит злой лихой татарин,
Перед ним стоит красная девица,
И не так девка стоит:
Она стоит — слезно плачить.
Злой лихой татарин девку унимал,
Платком слезы утирал:
Ты не плачь-кась, красная девка,
Русская белополынянка!
Я сошью тебе конью шубу.

Как не из-за лесов-то дремучи́х стая воронов слеталася,
Соходился весь московский народ на площадь Красную,
На тою ли площадь Красную, на Ивановскую.
Уж на той ли на высокой колокольне
В большой колокол зво́нили.
Ох, и братцы, что-то у нас делается,
Уж не чудо ли какое совершается?
Во дворце что-то все взволновалися,
Все лакеи, все прислужнички взсуетилися!
Уж не бояре ли взбунтовалися,
Уж не злыя ли собаки повзбесилися,
Уж и жив ли наш православный царь,
Православный царь Василий Иванович?
Уж и что, братцы, во дворце его не видно,
Что косящеты окошечки все завешаны?
Как и взго́ворит в народе удалой молодец:
— Ох, вы братцы, вы не знаете беды-горести,
Что царя нашего Василья злы бояре погубили,
Злы собаки погубили, во Сибирь его послали;
А уж сделали царем какова басурмана,
Что Петрушку самозванца злаго боярина! —
Уж все люди перьпугалися,
В разны стороны побросалися.

Вы леса мои леса, братцы, лесочики, леса темные!
Вы кусты ли мои, братцы, мои кусточки, кусты частые!
Вы станы ли мои — вы, мои братцы, станочки все поразорены!
Как и все мои, братцы, лесочки, все порублены;
Как и все-то мои, братцы, кусточки все повыжжены,
Как и все-то мои, братцы, товарищи, все половлены!
Как один из нас, братцы, товарищей не пойманный,
Не пойман из нас, братцы, товарищ наш Стенька Разин сын;
Выходил же тут Стенька Разин сын на Дунай-реку,
Закричал же тут Стенька Разин сын своим громким голосом:
— Как и все-то вы, мои братцы товарищи, все повыловлены!
Вы возьмите-тко, мои братцы товарищи, свой тугой лук,
Натяните-тко, братцы мои товарищи, калену стрелу,
Прострилите-тко, братцы товарищи, грудь мою бе-белую!

Отъезжает королевич на разгуляньице,
Покидает Марусеньку на гореваньице.
Пустил своего доброго коня во зеленые луга,
Ложился спать в белом шатре на крутой горе.
Привиделся королевичу дивношунёк сон:
Из-под руки, из-под правой сокол вылетел,
Из-под левой, из-под ручки серая утица.
Сказали весть королевичу — и радость и печаль:
Твоя жена Марусенька сына родила,
По утру ранёшенько сама померла, —
Воротился королевич к дому своему,
Широкие ворота растворены стоят,
Косячетые окошечки повыставлены,
Генералы, полковнички в черном убраны,
Твоя жена Марусенька в цветном убрана, —
Ударился королевич об дубовой стол:
— Ах свет, моя Марусенька, опустел домок,
Очи ее прекрасные не узрели меня,
Ножки ее резвёшуньки не встретили меня,
Ручки ее белёшуньки не обняли меня,
Уста ее сахарные не промолвили.