Александр Омельянюк: Емеля-2 (Часть 2. Детство, отрочество, юность)

Дома сделала компресс
На елду, да и на пресс.
Научила сына впредь
На гусей чтоб не переть,
По двору ходить в штанах,
И справлять нужду в кустах.
Быть внимательным всегда —
Будет спасена елда.

Тот совет принял Емеля,
Других советов не имея,
Обозлившись на гуся,
В себе месть к нему неся.
Но держа себя в руках,
На перво́й, и при делах.

И с годами сделал правку.
Раз член был, пожалуй, в бабку:
Не с вагиной, а с… мандой.
Потому он и большой,
Приспособленный к етьбе,
Но мешавший при ходьбе.

Посему ходил Емеля
Чуть в развалку и робея:
Как бы кто не понял тут,
Что́ в штаны его кладут,
Над коленкой что бугрится,
Когда надо – не ложится.

Сшила мать ему штаны
С помещеньем для елды,
Где промежность – меж колен —
Была как бы ни у дел.
Было, чтоб куда ховать,
И свою елду скрывать.

Так в России пошла мода,
От Емели, от урода.
Трудно было в них ходить.
Но как по-иному быть?
И носящие не знали,
Что в промежности скрывали.

Сшиты были для мальца —
Озорного огольца.
А зачем носить юнцам —
Далеко уж не мальцам?
Девчонок этим лишь смешить —
С низкой проймой к ним ходить.

И без вкуса и стыда.
От таких одна беда.
Как беда ждала гуся,
Выросшего… аж в … порося:
Жирен и упитан был.
Про конфликт давно забыл.

И реванш тут взял Емеля,
Других шансов не имея.
Он с отцом под «Старый год»
Крутой сделал поворот:

В Рождество, отца прося,
Заказала мать гуся
С яблоками, в пирогах,
И чтоб тесто на дрожжах.

Тут взбодрился Емельян,
Отец Козьма пока был пьян:
Мать, давай-ка я схожу,
И гуся́ враз положу !
Он всё месть к нему носил,
Помня: чуть не оскопил.

Согласилась тогда мать,
На отца давай пенять:
Что ты, пьяница несчастный!?
Рок судьбы моей злосчастный!
Мне приходится опять
Емельяна подставлять!

И сама взяла топор,
Хоть был с сыном уговор,
И лишила головы
Того гуся… без балды.
И то сыну объяснив,
От греха враз оттеснив:

Не́чего тебе пока.
Мал ты на таки дела.
Чем всё зло в себе копить,
Научился бы любить.

Вон, возьми, погладь ты кошку,
Усадив её к окошку.
Потом к праде́ду подойди —
На печи лежит, ети!

И разгладь его бородку.
Не давай вот только водку,
Как попросит он тебя,
Свою любовь к тебе неся.

Попроси лишь рассказать,
Как в войну, в какую рать
Он хотел давно податься,
Чтоб «зелёным» не скитаться.

Расспроси ты и у деда.
Вон у печки лёг без пледа.
Да накрой его слегка,
Подоткнув плед под бока.

Расспроси ты и его,
Как рука его… того.
Как он чувствует себя,
Столько лет свой крест неся?

Будь поласковее к люду,
И к скотине, тогда буду
Добрым я тебя считать,
Как родная твоя мать! —

Подошла она к Емеле,
Голову склонив к постели
Свёкра, что храпел во сне,
Сны видавши о весне.

И припала к груди сына.
Хоть и не была красива,
Но любил Емеля мать!
( Зачем такое мне скрывать?)

Детство так прошло Емели.
Годы быстро пролетели.
В школу он теперь ходил —
Интересным находил.
Взялся сразу он за гуж.
В любом деле стал он дюж.

Стал средь лучших в классе вскоре,
Развиваясь на просторе.
В классе пятом он дошёл…
В о́трочество так вошёл.

Раздался́ Емеля вширь,
Стал почти что богатырь.
За его спиной широкой,
От доски скамье далёкой
Второгодник-друг сидел:
В общем, парился без дел.

От безделья и от дури,
И в мозгу от всякой хмури
Второгодник стал страдать,
И проказы выдавать.
Звали все его Валера,
Но в глаза, а так: «холера».

Был ленивым он в учёбе,
Хоть не глупым слыл он вроде?
Симпатичный ведь дурак
Хулиганить стал мастак.
Девки все вокруг гурьбой.
Их он щупал по одной.

Подставлял он Емельяна,
Намекая на болвана,
Что болтался меж колен,
Пока хозяин не у дел.
Так толкнёт к Емеле девку —
Не целованную целку.

Налетит млада грудями.
Её ж встретит он мудями,
Тут же этого смутясь,
Естество выда́ть боясь.
Та ж, краснея, отойдёт.
У Емели же встаёт.