Вячеслав Шориков - Записки по утрам

Понятное дело, с появлением Владислава Игнатьевича наша банальная пьянка удивительным образом превратилась в задушевное, весёлое, искреннее и действительно праздничное застолье. С песнями, с шутками, с анекдотами, с разными смешными и не очень воспоминаниями.

Было уже далеко за полночь, когда я осмелился и спросил Владислава Игнатьевича, а что такое везение на фронте?

Великий актёр слегка изменился в лице, посерьёзнел и даже помрачнел. Лично мне показалось, что он раздумывает, отвечать на вопрос или нет. Потом, окинув притихшую «публику» глазами, начал рассказывать, как однажды на их участке фронта было редкое затишье. Погода ни к чёрту. Холодно. Ветрено. Стеной валит снег. А он на пару с ещё одним, таким же, как он, совсем молоденьким солдатиком располагаются спина к спине и долбят мерзлую землю сапёрными лопатками. И тут, как водится, совсем неожиданно раздаётся характерный звук летящей мины…

– Я даже ойкнуть не успел, как ухнуло совсем рядышком, – тихо произнёс Владислав Игнатьевич. Пауза. – Оглядываюсь – моего напарника точно и не было, – и уже совсем тихо: – А на мне ни царапины…

Не знаю, как у других, у меня же тогда – мурашки по коже. Причём до сих пор, когда вспоминаю тот памятный вечер в гостинице «Выборгская».

Хотя столько лет прошло.

После института я работал в кино. Зная, что рано или поздно мне всё равно предстоит служба в армии, решил, что лучше рано. Пошёл в военкомат и сказал, что на все сто процентов готов отдать долг горячо любимой Родине.

Попав в «учебку» под родным городом Свердловском, подрался со старшиной, и был по-тихому отправлен дослуживать в батальон железнодорожных войск, что стоял на берегу славного Амура под городом Свободным.

В батальоне выяснилось, что с командиром нас двое, у кого есть высшее образование. Именно поэтому мне предложили занять вакантную должность писаря. Благо, я был человеком реально грамотным и к тому же оказался очень способным к оформительству всяческой наглядной агитации.

В батальоне под Свободным я столкнулся с бытом, который даже представить себе не мог. Казарма представляла собой невысокий железный ангар, более подходящий для содержания в нём не человека, а чего-нибудь реально неживого, например разной военной техники на колесах или гусеницах. Но самым удивительным из всех капитальных батальонных сооружений оказалась столовая. Построена она была (точнее, не достроена) из белого силиконового кирпича. Окна столовой были заколочены досками, пол внутри был земляной, а отапливалась она теплом, которое шло из кухни.

Теперь о том, как в этой столовой кормили. Во-первых, я три дня потратил на то, чтобы раздобыть столовую ложку. Никак не получалось, пока ложкой, точно медалью, меня не наградил старшина. «Почему сразу не дал?» – спросите вы. Да потому, что в армии принято, если чего-то нет, но очень надо, солдат должен это «чего-то» добыть. Именно «добыть», хотя есть и более употребляемый и точный синоним – спиздить. В силу интеллигентского происхождения на «спиздить» я был просто не способен. И когда старшина это понял со всей для него очевидностью, ложка оказалась у меня за голенищем сапога. За что старшине я всегда был, есть и буду благодарен.

Во-вторых, несказанно удивляла собственно процедура приёма пищи. Ты приходишь в столовую, где, к примеру, уже обедают сослуживцы из других рот. Подходишь к любому солдату, который пьёт чай, и говоришь: «Чашку забил». Под «чашкой» подразумевалась глубокая алюминиевая миска, из которой обычно едят первое и второе. Это я к тому, что алюминиевых кружек для чая или другого питья просто-напросто не было. Если в ответ говорилось «чашка забита», то приходилось идти дальше, пока не услышишь положительный ответ.

Теперь вы можете спросить, а как это – пить чай из миски, в которой уже побывало сначала первое, а затем и второе блюдо? Хитрость заключалась в том, что после второго блюда надо было плеснуть в миску немного чая и, взяв миску за края, покачивать её до тех пор, пока остатки, к примеру, каши со стенок миски не выпадали в осадок. После чего этот мутный осадок выплескивался через плечо (пол был земляной). Затем вы из этой миски пили чай, а затем отдавали «чистую» миску следующему проголодавшемуся сослуживцу.

Когда после службы я вернулся домой в город Свердловск, то как-то рассказал о своём солдатском быте отцу. Тот выслушал меня очень внимательно, слегка задумался, потом как отрезал: «Сынок, это вражья клевета на нашу Советскую армию. Никогда и никому об этом не рассказывай». После чего заметил, что лично он с таким свинством даже на фронте не сталкивался. Что уверен, случись у них там, на фронте, что-то подобное, то всех командиров без исключения в буквальном смысле разжаловали бы. А кое-кого и в штрафбат бы отправили. И это было бы не самое строгое наказание.