Иль даже хуже только став,
Нет оснований, преступлений,
Отцом он брошен, средь канав,
Забвенья он презренья тонет,
Реки наследник переправ».
Взяв тишину для размышлений,
А после с трона объявил:
«Нам нужен ключ от укреплений,
И если сын отцу не мил,
То приведи его к востоку,
Час для того уж наступил.
Пусть долгий путь и оставляя,
Усталость, ведаю, но ты,
Нужна Престолу и вверяя,
Гостеприимные черты,
А после следуя указу,
Иди же, вестник, и мосты
Над этой бурною рекою,
Что не даёт мне наступать,
Стань лорду этому звездою,
И новой верности печать,
Душой и телом пусть приемлет,
И Loit, что осень, буду ждать.
Приказ ещё один с тобою,
Найди убогих сыновей,
Судьба наследия бедою,
Им представая, и семей,
Уже не держатся как прежде,
Найди там сирых, и мужей
Что в одиночестве страдают,
Не в силах место отыскать,
Их духи зависти снедают,
Сыны то блудные, призвать,
И став спасением от муки,
Направь их, дева, и пылать
Заставь сынов, и перемены,
Ты обещая им, они,
Во то вгрызаясь, как гиены,
О столь голодные, шагни,
Ты обещанием, грядущим,
Ты души сирых соблазни».
Та дева лик свой преклоняет,
И обещает: «Скоро я,
Туда отправлюсь, засияет,
И цепью ставшая семья,
Порядок времени, оковы,
Их обращу во острия».
«Я благодарен, это зная,
Прошу о западе свой сказ,
Ты продолжай, судьба слепая,
Чужак изгой здесь, ты мой глаз,
Ты моё слово, воля Неба,
Каков был Ворона приказ?»
******************************************************************
Сияет полдень, и ступавший,
На стену севера взошёл,
Своей твердыни, где звучавший,
Где шум реки, и где обрёл,
Ты одиночество: «Желанья,
Нет моего, но я пришёл».
Не встретишь воинов живых,
Героев каменных не зреешь,
Но боль решений здесь былых,
Король Небесный, что посеешь,
Ты в веке прошлом, пожинал,
Потомок ныне: «Ты довлеешь
Закон небесный над душой,
Средь крови чистой обретает,
Король бессмертие, и мной,
Он разделённый, и лишает,
Иного выбора судьба,
То культ востока, убеждает
Сплотиться каждого и я,
Мой трон стоит на той идее,
Но крови чистой то дитя,
Но разве ставшее святее?
Рождали в муках и сыны,
От года к году лишь слабее».
Глаза закрывший, вспоминаешь,
Ты имена шести детей,
Размыты лики, боль узнаешь,
И оживляя призрак дней,
Когда иным казался замок,
И солнце кажется теплей.
«Был Эрих, Фрея, близнецы,
То мои первенцы, прекрасны,
Цветов дарили мне венцы,
Улыбки их, о столь заразны!
Любили книги и очаг…
Мечты о будущем напрасны.
То поздним вечером пришло,
Кровь из ушей и глаз, а руки,
Дрожали, сжаты мной, тепло,
Лишь испаряется, а звуки,
Мольбы о помощи, они…
Но знаком стал рассвет разлуки.
Их длани хладные сжимал,
И обнимать тела пытался,
Я плакал, гневался, взывал,
Прошу вернитесь! Не общался,
С иными днями, ложе их,
И там я с первыми расстался.
А третья Ева, то дитя,
Во сне она, не просыпалась,
И Аделард, четвёртый, чтя,
Все осторожности, касалась,
Рука защиты в миг любой!
Но всё бессмысленно, сгущалась.
Он телом слабый и не встал,
Дар шага так и не познавший,
Леона, пятая, не спал,
В своих объятьях согревавший,
Проснулся утром и узнал,
Что на заре один дышавший.
Шестой был Дитрих и о нём,
И даже вспомнить не посмею,
Рождён зимы холодной днём,
Не потерял, коль не имею,
Родился мёртвым, и тогда,
Как проклинал тогда идею!
Шесть раз поднявшийся сюда,
Поверх их трупов синей тканью,
И Raglum красная звезда,
И замок отданный молчанью,
Разжал я руки и упал,
Во реку свёрток, ставший данью.
Я не желаю вновь терять,
Я не желаю эти слёзы,
Калека жалкий, но менять!
Цель достижимая, не грёзы!
И пусть сгоревшие дома,
И пусть сгоревшие берёзы!»
Во гневе сжавший камня грань,
До белизны и кровью алой,
Как приносящий эту дань,
Фигура кажется усталой,
И постаревшей, и такой,
На фоне мира слишком малой.
«Исток спасение и боль,
Рождённый низшим эгоизмом,
Читать дальше