Татьяна Панарина - Мир станет лучше. Стихи из двух тысячелетий

Я злилась, если брат бывал нетрезвым
(Он приносил гостинцы: хлеб и фрукты):
«Ты к маме с таким запахом не лез бы…»,
А мать была счастливой в те минуты!

Брат сядет рядом, мамочку обнимет,
И родненькой, целуя, называет.
А я ворчу, что тапочки не снимет,
В которых во дворе она гуляет,

Колдую над кастрюлей, сковородкой,
Продукты и лекарства покупаю,
И стиркой занимаюсь, и уборкой-
Минуток на общенье не хватает.

В то время не могла еще понять я,
Что больше, чем уколы и бальзамы
Те братовы слова, его объятья
Поддерживали в жизни нашу маму.

Холодной, угрюмой, унылой
В тот день оказалась погода,
И как-то свирепо и нагло
Над кладбищем ветер летал,
Над маминой свежей могилой
Немного всплакнула природа,
А утром, совсем как обычно,
День новый над миром настал…

Слыхала я, что каждый свою маму
Считает самой лучшей на Земле,
Моя была и вправду лучшей самой!
Какое счастье, что досталась мне!
Я после твоей смерти точно знаю
(Задуматься бы раньше надо мне):
Хорошая, любимая, родная,
Роднее всех на всей большой Земле!
Меня рожая, принимала муки
И строить помогала мне судьбу…
А я поцеловать забыла руки,
Когда ты упокоилась в гробу…

Войне казалось: задолжали мы,
Ей смерти деда было маловато,
Отец в тринадцать лет после войны
Лишился глаза – взорвалась граната.
Осколок впился в глаз, и пацаны
До ночи с ним сидели под скирдою,
Пытаясь глаз старательно промыть
Чистейшей родниковою водою.
А в госпитале вставили протез,
И внешне настоящим глаз казался,
Но если мой отец бывал нетрезв,
Один глаз все же трезвым оставался.
Потом при всех рассказывал не раз,
Что медиков обманывал он снова,
На разных медкомиссиях свой глаз
Один он выдавал за два здоровых.
В двенадцать лет работал пастухом
За трудодни, был для семьи кормильцем,
Не вспоминать старался о плохом,
Потом и трактористом он трудился,
И комбайнером тоже, и еще
На ферме овцеводческой, в бригаде,
И курсы краткосрочные прошел —
Ветеринаром стал, раз было надо.
Он был шахтером целых двадцать лет,
И с одним глазом под землей работал,
Считал, что здоровее его нет,
Нисколько не рассчитывал на льготы.

Война, деревня, вражеский налёт,
Бомбежку на печи пережидала,
Осколком была ранена в живот,
И до конца налёта прорыдала,
Никто не мог к девчонке подойти
И кровь остановить – осколки градом,
Пытался дед поближе подползти,
Да понимал, что смерть таится рядом.
На счастье, рана быстро зажила,
Отметина осталась в виде шрама.
Боялась, что не сможет никогда
Родить и стать во взрослой жизни мамой.
Она частушек знала миллион,
Под балалайку лихо напевала,
Жизнь прожила счастливою женой
Еще и сына с дочкой воспитала.

Ты называл когда-то ластонькой меня…
И без любви не родились бы дети наши…
На десять лет хватило нашего огня,
Потом настало время частой лжи и фальши.

Как хорошо, что это было и прошло,
И мы не стали вместе жить и притворяться,
Что наше чувство сохранилось, не ушло,
Честнее было навсегда, совсем расстаться.

И дальше каждый шел дорогою своей,
Мне повстречались замечательные люди,
Купалась я в любви и внуков, и детей,
В любви того, кого до смерти не забуду.

Привычней мне уже вдовой себя считать,
Чем разведенной… Мне больней с другим разлука.
Хочу «спасибо» за детей тебе сказать,
За то, что есть у нас прекраснейшие внуки.

С годами многих научилась я прощать
И не стремлюсь обиды складывать в копилку.
Надеюсь, жизнь еще продлится, не прошла,
Но больше не зажгусь уже любовью пылкой.

Аэродром военный под Кизляром
Не первый месяц охраняем мы,
И каждую травинку здесь недаром
Мы различим и под покровом тьмы.