Представьте в ярко-красном франта,
Он кривонос и хром,
Змея вкруг шеи вместо банта,
Берет с большим пером.
Горбатая спина,
Нога раздвоена.
Охрипший голосок бедняги
Дворцу пророчит передряги.
Молитесь, чтоб творец
Для Карла спас венец!
Чуть девяносто первый минул,
Он стал нас посещать
И добрый наш король покинул
Священников и знать.
Для смеху мой чудак
Надел сабо, колпак;
Чуть задремлю я левым глазом,
Он Марсельезу грянет разом.
Молитесь, чтоб творец
Для Карла спас венец!
И раз мету я, как бывало,
Но вдруг мой кавалер
Как свистнет из трубы: "Пропал он,
Наш добрый Робеспьер!"
Парик напудрил бес,
Как поп с речами лез,
И гимны пел Верховной Воле,
Смеясь, что вышел в новой роли.
Молитесь, чтоб творец
Для Карла спас венец!
Он сгинул после дней террора,
Но вновь явился вдруг,
И добрый император скоро
Погиб от вражьих рук.
На шляпу наколов
Плюмажи всех врагов,
Мой франтик вторил тем, кто пели
Хвалу Анри и Габриели.
Молитесь, чтоб творец
Для Карла спас венец!
Теперь, ребята, дайте слово
Не выдавать вовек:
Уж третью ночь приходит снова
Мой красный человек.
Хохочет и свистит,
Духовный стих твердит,
С поклоном оземь бьет копытом,
А с виду стал иезуитом.
Молитесь, чтоб творец
Для Карла спас венец!
Перевод В. Левика
НАРОДНАЯ ПАМЯТЬ
Под соломенною крышей
Он в преданиях живет,
И доселе славы выше
Не знавал его народ;
И, старушку окружая
Вечерком, толпа внучат:
- Про былое нам, родная,
Расскажи! - ей говорят.
Пусть была година злая:
Нам он люб, что нужды в том!
Да, что нужды в том!
Расскажи о нем, родная,
Расскажи о нем!
- Проезжал он здесь когда-то
С королями стран чужих,
Я была еще, внучата,
В летах очень молодых;
Поглядеть хотелось больно,
Побежала налегке;
Был он в шляпе треугольной,
В старом сером сюртуке.
С ним лицом к лицу была я,
Он привет сказал мне свой!
Да, привет мне свой!
- Говорил с тобой, родная,
Говорил с тобой!
- Через год потом в Париже
На него я и на двор
Поглядеть пошла поближе,
В Богоматери собор.
Словно в праздник воскресенья,
Был у всех веселый вид;
Говорили: "Провиденье,
Знать, всегда его хранит".
Был он весел; поняла я:
Сына бог ему послал,
Да, ему послал.
- Что за день тебе, родная,
Что за день сиял!
- Но когда Шампанье бедной
Чужеземцев бог послал
И один он, словно медный,
Недвижим за всех стоял,
Раз, как нынче, перед ночью,
В ворота я слышу стук...
Боже, господи! воочью
Предо мной стоит он вдруг!
И, войну он проклиная,
Где теперь сижу я, сел,
Да, сюда вот сел.
- Как, он здесь сидел, родная,
Как, он здесь сидел?
- Он сказал мне: "Есть хочу я!.."
Подала что бог послал.
"Дай же платье просушу я",
Говорил; потом он спал.
Он проснулся; не могла я
Слез невольных удержать;
И, меня он ободряя,
Обещал врагов прогнать.
И горшок тот сберегла я,
Из которого он ел.
Да, он суп наш ел.
- Как, он цел еще, родная,
Как, еще он цел?!
- Вот он! Увезли героя,
И венчанную главу
Он сложил не в честном бое
На песчаном острову.
Долго верить было трудно...
И ходил в народе слух,
Что какой-то силой чудной
К нам он с моря грянет вдруг.
Долго плакала, ждала я,
Что его нам бог отдаст,
Да, его отдаст...
- Бог воздаст тебе, родная,
Бог тебе воздаст!
Перевод Аполлона Григорьева
НЕГРЫ И КУКЛЫ
В продажу негров через море
Вез португальский капитан.
Они как мухи гибли с горя.
Ах, черт возьми! какой изъян!
"Что, - говорит он им, - грустите?
Не стыдно ль? Полно хмурить лбы!
Идите кукол посмотрите;
Рассейтесь, милые рабы".
Чтоб черный люд не так крушился,
Театр воздвигли подвижной,
И вмиг Полишинель явился:
Для негров этот нов герой.
В нем все им странно показалось.
Но - точно - меньше хмурят лбы;
К слезам улыбка примешалась.
Рассейтесь, милые рабы.
Пока Полишинель храбрился,
Явился страж городовой.
Тот палкой хвать - и страж свалился.
Пример расправы не дурной!
Смех вырвался из каждой груди;
Забыты цепи, гнет судьбы:
Своим бедам не верны люди.
Рассейтесь, милые рабы.
Тут черт на сцену выступает,
Всем мил своею чернотой.
Буяна в лапы он хватает...
К веселью повод им другой!
Да, _черным_ кончена расправа;
_Он_ стал решителем борьбы.
Читать дальше