Сергей Анненков - Сага о прекрасной розе

Однажды волею судьбы
Застала ночь меня в степи –
Пород мы брали образцы
Со дна иссохшейся реки.
Передо мной лежал Девон, [1] Геологический термин, обозначающий период меловых отложений.
И я был весь им поглощен.
Еще стучали молотки
Друзей геологов вдали,
Затем стук стал ослабевать, –
Их голосов уж не слыхать.
Извечный друг сухих степей
Завыл поземкой суховей.
Песком он врезался в глаза
И стлал дорогу в никуда.

Я изнемог и, сил лишенный,
Все брел вперед. Бедой влекомый,
Судьбой гонимый пилигрим,
Привыкший к чистоте лазури,
Искал в песках границы бури;
Небесным ангелом храним
И потому услышан им.
Песок вдруг начал отступать,
И ветра вой в ушах стихать.
Вот различим уж небосвод
И звезд далеких хоровод.
Я руки к небу простирал
И Богу славу воздавал.
Затем решил я отдохнуть

И продолжать по звездам путь.
Но вдруг, о чудо! Лагерь мой.
Горит костер во тьме ночной.
Но слух здесь до меня донес
Собаки лай и бленье коз.
Громадный грозный волкодав
Мне показал свой злобный нрав.
Лишь в сторону отпрянул я,
Как резкий окрик чабана
Его пресек, чем спас меня.
В кругу сидели старики,
Степи казахской пастухи.
На лицах блики от огня,
Морщин волнистых череда.
Устало светятся глаза,
И вечность в них отражена.
Ответив мне на мой привет,
Узнав источник моих бед,
Мне дали место у огня,
Немного отлегла душа.
И чая крепкого пиала
Мне долго руки согревала.
Вот самый старый аксакал
Допил свой чай и сказ начал:
«Мне ту историю поведал дед,
А деду как-то его дед.
Из века в век, из уст в уста
Пришла и к нам она в уста».

В далекой северной стране
Чернеет замок на скале.
Отвесных стен его гряда
Колоссом всходит в небеса.
Незыблем он, непобедим,
Как божество, как исполин.
Средь зубчатых его вершин
Свинцовых туч клубится дым.

Огромный зал. Огни горят,
Портреты предков дружно в ряд,
На каждом золотой оклад.
Вот кто-то в профиль, кто-то в фас,
И каждый смотрит парой глаз
Конкретно, пристально на вас.
Художник, видно, мастер был,
И дело он свое любил.

Какой-то шум из этажа –
Уж слышны чьи-то голоса,
И, факелы в руках держа,
Дверь распахнули два пажа.
Походкой плавной, не спеша,
И грациозно, и надменно,
Подчеркнуто стройна, как дева
Вступает в залу королева.

С ума любого бы свели
Изящность форм, ее черты;
Глаза бездонной синевы,
Бровей тончайшие мосты.
В ней все так правильно, так мило,
Она божественно красива.
На вид не дать и тридцати:
Меж тем, Матильде сорок три.

Но только вот черта одна
В ней отрицательной была –
Она напрочь обделена
Огнем душевного тепла.
В ней все как будто бы из льда –
И сердце, разум, и душа.
Да. Так же, как ее страна,
В плену у севера она.

У женщин вечная проблема –
Методик куча и система,
Чтоб их расцвет и красота
Не увядали никогда.
Матильда тем и занята,
Что то и дело без конца
Крема и снадобья втирала
В проблемные места лица.

(Но хватит лирики. Вперед!
Нас еще много чего ждет).

Равнина снежная, не видно ей конца.
Морозный воздух. Снег искрится.
И тишь такая, разве что приснится.
Лишь изредка ее разрежет птица
Вдруг – лай беснующих собак,
Оскал зубов, глаза горят.
Лавиной дикой кони мчат,
Их седоки в рога трубят.

Вот загнан зверь, и смерть близка
(Идет охота на волка).
Всех впереди наездник мчит,
Клубится снег из-под копыт,
Как будто конь и не бежит,
А птицей над землей парит;
И клич победы ввысь летит,
И свита вся ему вторит.

Кто ж тот наездник? – принц Альберт.
Он крепок телом, духом тверд.
В его шестнадцать с лишним лет
Он смел, решителен, отважен,
Холоден разумом, тщеславен,
От тягот жизни всех избавлен.
Весь в мать сей славный сын,
Он деспотичный властелин.

Всегда он в черное одет –
То власти безграничной цвет,
Иль юности тщеславной бред.
Других он красок не желал.
Как жизни главный идеал
Лишь только силу признавал.
Добра творенье и любовь
Его не волновали кровь.