Татьяна Фоминова - Счастье с дозатором. Стихи

– Ах ты, девочка, дурочка, бабочка, моль!..
Почему ты все время летишь на огонь?
Там живых не жалеет смертельная боль,
там мгновенно сгорит все, что было тобой.
Лучше слушайся, девочка, умных сестер,
лучше в щелку забейся и спи до утра.
Ах, какой у хозяйки пушистый ковер!
Ты же толк понимаешь в пушистых коврах?
Там спокойно дремать и уютно грешить.
Понимаешь, бессмысленно – просто сгореть:
нам и так слишком мало отмерено жить,
чтоб отчаянно рваться на верную смерть.
Неужели такая наивная ты?
Неужели не видишь коварства огня?
Он заманит тебя из твоей темноты
(он когда-нибудь к смерти заманит меня).
Обожжет мои крылья… Но душу не тронь!
Горьким эхом растаешь в сквозной пустоте…
Почему ты все время летишь на огонь?
– …Потому что мне страшно одной в темноте.

Я пишу Вам из города листьев опавших
и спешу сообщить, что последний листок
у дороги прилег, словно путник уставший,
и нечаянно умер…
А может, не то
я хочу написать Вам из осени ранней…
Я хочу рассказать, как в холеных садах
наливаются яблоки спелым желаньем,
словно девичьи груди желаньем стыда.
Из избушки лесной, забинтованной снегом,
я пишу Вам о том, как мне плохо без Вас,
как сейчас я повисла б на шее с разбега,
целовала и гладила бы целый час
Ваши мягкие волосы, жесткие руки…
Я пишу Вам из долгой полярной зимы.
Я пишу Вам, мой милый, из нашей разлуки.
Отвечайте из лета, где встретимся мы.

Из разлуки и тьмы, из погасшего дня
мы придумали МЫ из тебя и меня.
Математик-таксист зря не тратил слова,
наше мы разделил без остатка на два.
Твое грустное ТЫ в переулок скользнет,
язычок темноты тебя в щеку лизнет.
А меня отдают в мой заплаканный дом,
где меня узнают после счастья с трудом.
Вот они говорят обо мне за стеной,
что теперь сотворят с непутевой со мной;
может, двери запрут, зарешетят окно,
мою радость сотрут темнотой, тишиной.
А когда все уснут в нашей спальне большой,
будет раненой птицей тянуться душой
из решеток, сетей
к твоим светлым краям,
к половинке твоей
половинка моя…

Это было не яблоко, был виноград…
Как Венера своей безупречною статью,
я тебя поманила изгибом бедра
сквозь дрожащее кружево красного платья.
Это было не яблоко, был виноград…
Ты губами срывал наше первое счастье.
Удивленно застыл потревоженный рай,
ощутив глубину человеческой страсти.
И античный твой тополь лоза обвила,
положив свои кисти на сильные плечи.
Прикрывая сплетённые наши тела,
нас хранил над Эдемом склонившийся вечер.
Я хочу умереть, не дожив до утра,
чтоб остаться навек бесконечно желанной.
Мой любимый! Как сладко, как больно, как странно…
Это было не яблоко – был виноград.

Запутанных дней тесьма – виток за витком – с клубка.
Я жду от тебя письма, я жду от тебя звонка…
Лишь два сумасшедших дня из звёздной колоды карт
ты вытянул для меня, хмельной синеокий март.
И мне положил на грудь, там, слева, где сердца стук.
Попробуй теперь забудь тепло твоих сильных рук.
Попробуй теперь усни, когда тебя рядом нет!
Похожие тянут дни клубок проходящих лет.
А помнишь – в глазах азарт и наш затяжной полёт?!
Да был ли он, месяц март?.. Растаял, как синий лёд…

Улыбнулась тихо и устало:
Бог свидетель, это – не судьба.
Убирала волосы со лба
аккуратно, словно вытирала
капельки растаявшего снега,
что с собой с мороза принесла.
Вдруг сказала, словно пролила:
Я люблю другого человека…
А потом – как стрелочка к нулю
на приборе на пределе чувства:
я люблю… а может, не люблю
никого… О, Господи, как пусто!
Я люблю… а может… я не знаю…
Душу белым выметет метель.
Ночь такая серая, сырая,
рваная, как в поезде постель.

Сон разноцветный – колдун многоликий!
Месяц достал золотую юлу.
Вкусом своей переспевшей клубники
манит тебя, словно мой поцелуй.
Манит, заманит, а после – обманет,
бросит бродить по рассветной росе,
станет кружить в тополином тумане
на карусельном своём колесе.
Радость моя! Я тебя нагадала,
ты мне написан теперь на роду —
в грешную ночь на Ивана Купалу
ведьмой полночной тебя уведу.
Сладким дыханием склею ресницы,
заворожу, зацелую всего!..
Будешь в отместку когда-нибудь сниться
суженым-ряженым на Рождество…