М. Фелан - Жан-Жак и его истории

Вечный голод вскоре приелся. Подобие щек на бледном лице углублялось, формируя Марианские впадины. Волосы потемнели, а пряди стали загораживать лицо – к парикмахеру он не ходил. Обувь держалась, что называется, «на соплях» – приходилось подолгу ходить в хлюпающих ботинках. Старая одежда еле-еле удерживалась на костлявом теле.

И все-таки инстинкт самосохранения безжалостно отправлял Жан-Жака на работу даже в самом плачевном состоянии. Ученики без всякого зазрения совести дали ему прозвище «наркоман», хотя ни на наркотики, ни на алкоголь средств у Жан-Жака не было. К недовольству ленивых учеников, это был самый стойкий учитель: Жан-Жак никогда не болел, так как денег на лекарства тоже не было. Он покупал трухлявый чеснок или морщинистый лимон, мужественно съедая это без всего, чтобы уберечь себя от болезней. Как ни странно, помогало!

Подвязывая на носки полиэтиленовые пакетики, чтобы не повторить участь Петра Первого, Жан-Жак порой бродил по улочкам, где некогда гулял с Полиной. Там бесшумно плакали его слезы. Пару раз ему довелось увидеть ее в компании других мужчин. Поля была все так же грациозна и красива, умело скрывая свою усталость. Ее новые кавалеры, рослые, с хорошим телосложением, нежно и как бы случайно дотрагивались до ее плеч, талии… Жан-Жак не находил в себе сил за ними следить. Боль и отвращение подступали к горлу так, что ноги еле-еле удерживали тело. Глаза щипали от солено-горьких слез, и грязные пальцы растирали их до красноты. Потом он приходил домой в надежде найти крюк или гвоздь, чтобы повеситься, но стены и потолки были голые. Страдания ранимых людей всегда чересчур пронзительны, а Жан-Жак относился именно к этой несчастной категории человечества.

Каждый вечер истощенный мученик умирал, а потом рождался вновь, словно воскресая. По привычке, Жан-Жак искал утешение в книгах. Сохранилась лишь только одна. Слишком потрепанный для продажи сборник произведений М. Ю. Лермонтова. Он часто открывал страницу наобум и перечитывал строки в поисках сочувствия, чтобы не потерять веру. Ибо именно вера дает опору даже тогда, когда ничего больше нет. Сохраненная книга и превратилась для него в своеобразную икону… а еще он записывал на полях свои стихи и мысли, не перестававшие стекать с его бесшумных уст.

Частыми посетителями молодого писателя стали боли в сердце. Вместе с ними уходило дыхание, глаза затуманивались темным. Но потом умирающий вновь приходил в себя и чувствовал, как открывалось второе дыхание. Деваться-то было некуда! Он познал, что когда люди смотрят прямо в лицо смерти, им почему-то сильно хочется жить. Без всякой на то причины. Жан-Жак словно восставал из мертвых, только вот зачем он не понимал.

Полина за неимением денег продала все его подарки, кроме плюшевой игрушки, которая спала подле нее. Ее здорово выручали цветы – они до сих пор приходили каждый вечер пятницы (Жан-Жак умудрился оплатить все поставки на четыре года вперед). Теперь уже не курьер ожидал ее у выхода, а она сама специально приезжала к Большому театру, чтобы получить букет от «неизвестного адресата». Потом эти цветы быстро уходили с рук на улице, а на вырученные деньги можно было купить что-нибудь полезное.

Первого сентября Жан-Жака ждал очередной сюрприз: его уволили. Заменили, наняв более опытного педагога с должным образованием. Оставалась биржа труда, но там встречали словами: «Ждите, так быстро дела не делаются!», а на последующие вопросы раздраженно отвечали: «Нет, ну а что Вы хотите?! В стране бардак!».

Вскоре должника выставили из арендуемой комнаты за неуплату, пришлось ночевать на вокзале. На утро посетитель биржи не постеснялся заявить, что стал бомжом. Что ничего и никого у него больше нет, кроме голода, который встречает с распростертыми объятиями каждый вонючий день. По его виду работники поняли – говорит правду.

Как-то раз возле колонн Большого театра Полину случайно заметил знакомый балетмейстер из Испании. Это был тот самый мужчина, который когда-то восторженно сравнивал ее с Плисецкой, друзья звали его г-н Хосе. Они разговорились, и Хосе предложил балерине ехать с ним за границу. Полина умела молчать и производить впечатление, а ему как раз нужна была красивая и неглупая балерина. Ее тело вдохновляло его, и она обещала подумать, согласившись не сразу, чтобы не показаться легкомысленной или нуждающейся. Он дал ей сутки, и уже на следующий день Полина набрала его номер. Мужу было сказано «на отдых с подругой», тот не стал возражать. Через два дня красочный самолет улетел в сказку и унес Полину Дорову на неопределенный срок. Она и предположить не могла, что вернется уже через две недели с очередной зашитой раной на сердце. Хосе увлекся другой, да и к тому же оказался прочно женат.