Марина Винтерс: Жозефина

Теперь, друзья, возьмусь за труд

И опишу вам ряд событий,

Как может и герой, и плут

Творить историю, судите:

Кому с рожденья суждено

Нести покорность и терпение,

Тому судьбой предрешено

Лишиться в жизни осуждения.

Но те особы, чей талант

В тщеславии и наслаждении,

Поверили, что их гарант

Основан был на вожделении.

Смогли достичь таких высот,

Что не дал бог им при рождении,

И только глупый не поймёт:

К смиренным у судьбы не будет снисхождения…

Вдоль Атлантической пучины,

Среди Антильских островов,

На Мартинику без причины

Спустился ангел – сын богов.

Его задачей, было точно,

Не ошибиться, угадать,

Найти и прикоснуться к дочке,

Ей милость божью оказать.

В семье плантаторов родиться

И, не скучая, повзрослеть,

Катрин могла и пригодиться,

Отцу богатством завладеть.

Ла Пажери собой кичился,

Рабов его не сосчитать…

Но странно, что не отразился,

Сей труд в деньгах и на счетах.

Его успехом дочки были,

И статью, и лицом милы,

Умны не по годам, красивы

И гордостью сердца полны.

Они отцу дарили радость,

День изо дня, из года в год.

А мать старалась даже в младость

Привить умение от невзгод.

Катрин-малышка лет в двенадцать,

Увидев ангела вблизи,

Решила в небеса подняться,

Оставив суету Земли.

Отец был долго безутешен:

– За что такое горе мне?!

Кричал и плакал, в гневе бешен.

Рабы виднелися в окне…

Дочь старшая отцом гордилась,

Мари Роз Жозеф назвалась,

Помочь в делах отцу решилась,

В шестнадцать замуж собралась.

Де Богарне, виконт Парижский,

Увёз прелестницу с собой:

– Венчанье в церкви путь не близкий,

Поедем, «дмуазэ», со мной!

Поцеловав ей ручки нежно,

Отец в напутствии обнял,

Аристократу в путь безбрежный

Без сожаления дочь отдал.

Виконт хоть в скупости своей

Никем из близких не замечен,

Он, подарив ей двух детей,

Оставлен ею был навечно.

Почти шесть лет семейных уз

Наскучили мадам изрядно,

Решив попробовать на вкус

Роль светской дивы, столь отрадный.

Ей равных не было в своём

Искусном женском обольщении,

Её наряды всем двором

Желали видеть в предвкушении.

Столь модный стиль, изыска нежность,

Тончайшей лёгкости вуаль,

Свою беспечную небрежность

Роз выдавала за печаль.

В глазах читался блеск желанный,

Кокетством вздёрнутый носок,

Губ очертаний ярко-алый

Манил к себе на диалог.

Поклонников толпилась масса,

Мадам желали угодить,

Весь высший свет, а позже Баррас,

Мечтал её боготворить.

Растратив мужа состояние

На свет, наряды и балы,

Роз изъявила пожелание:

– А как там родичи мои?

Двоих внучат так были рады

Увидеть бабушки глаза,

В Родные земли Мартиники

Она детишек привезла.

Сын и дочурка столь прелестно

Игрались на забаву ей,

Что мысль оставить их безвестно

Из головы гнала своей.

Недолгим был покой семейства

В доме родителей своих,

Настали дни их беспокойства:

Шла революция на них.

Волнения возникали чаще

Среди озлобленных рабов,

Решили: будет безопасней

Покинуть остров – отчий кров.

– Вернусь в Париж, найду виконта,

Своих детей он защитит.

Вся революция на фронте,

Он – в резиденции сидит.

Де Богарне взял под опеку

Детей своих и Мари Роз,

Пока не взяли под аресты

Французов голубую кровь.

Аристократы и виконты,

Бароны, принцы и князья,

И графы, королей потомки, —

Всех гильотина обрекла.

Де Богарне хоть и старался,

Избегнуть участи не мог,

За революцию боролся,

А головы сберечь не смог.

Аресты шли везде, повсюду,

Сестёр и братьев, жён, детей,

Мари Роз в жизни не забудет

Тот день ареста, звук плетей.

Их загоняли словно в клетки,

Как дичь, готовили к концу.

И королей срубили ветку,

Дав власть отведать якобинцу.

Он обещал всем вкус свободы,

Пьянящей, придающей сил,

Познала знать весь гнев народа,

Почуяв острый запах вил.

Был беспощаден, кровожаден,

Тот якобинец – Робеспьер,

Провозгласив культ верховенства,

В Париж вошёл «Большой террор».

Кровь с гильотин текла рекою,

Он упивался ею всласть,

И лишь девятка термидора

Смогла унять эту напасть.

Казнён он был в огромной спешке,