Эль Стравински - Сентиментаlist

В венок из маков, что в снегу, почти, надгробный,
Я тут прилягу и усну, не буду гордой.
Я тут тебе накрою стол, поставлю рюмку,
А ты налей себе, небрежно бросив сумку.

В пыли затасканных аллей, до дыр затертых,
Священный образ и игла для осужденных.
За что и кем? Простой вопрос, но кто в ответе?
Ведь ты была, одна, почти, у них на свете.

Кругом болото и трава да мох зеленый.
Была прозрачною вода, причал холенным.
Тебя ждала, тебе ветра, маяк сквозь вечность,
А ты налей себе сама мою беспечность.

Протуберанцами в окно – меня разбудишь,
Ладонью к сердцу напрямик, – не обессудишь,
Объятья теплые твои, почти, как прежде.
Не уходи, побудь хоть миг, моя надежда!

Одичалых слов шальная мысль в законе,
Но ни одна, ни дня в твоём каноне -
Места все заняты и начался концерт.
Почти по-детски с лентой в волосах,
Грехи меняя, как брошенных котят
На вату сладкую и килограмм конфет,
Но там, повыше, всё не дают ответ.

Бросая совесть в соломенную шляпу
Клочком бумаги ткнув ей вместо кляпа,
Что бы умолкла не увидев свет.
На сердце мэнди строчек с десяти
Как не пытался их перевести -
Цветы все сорваны, почти увял букет,
Но там, повыше, всё не дают ответ.

Давлюсь комками жалких попыток на волю.
Всю жизнь коплю гвозди на плаху себе.
Зерна счастья замершие, зреют на поле,
Я с ними останусь в невспаханной твердой земле.
На спектр разложу оттенки всеобъемлющей грусти,
Даже не серой, а темной до черноты.
Вены сжимаются где-то в проталенном устье
Внутрисердечной, немой до сих пор, пустоты.
Гроздь бутафорной спелой, налитой рябины
Меряет время – пыльный наряд паутин.
Искренних слов редкие в мире рубины
Согреют сильнее, чем шерстяной палантин.
И я наивно верю в свою человечность,
В мир без войны и даже в честных людей.
Но зерна не зреют, дай им хоть целую вечность,
А я все лежу в невспаханной твердой земле.

И плавилось золото тонкою струйкою в рану -
Я лишь сосуд, я не чувствую боли и сердца.
Я прячу слезу под знаменами и орденами,
И плавилось золото в догмах литых иноверца.

И плавилось золото в прелюбодейственном небе,-
Я лишь колючка в мягкой постели барханов.
Я буду экватором, линией сложенной в веер…
И плавилось золото вечность поймав в оригами.

Печаль ротондой легла на скульптурные, хрупкие плечи,
Корсетом горных равнин утянула души междуречье.
Легким пёрышком чувств встрепенулся трёхструнный ребек -
Волны музыки вновь начинают свой мерный разбег.

Что поведаешь нам вечный путник, вечный творец?
Что сегодня припас твой волшебный затейник-ларец?
И сапфировой россыпью нежных, медовых речей
Расскажи, что не стоили муки любви отгоревших свечей.

Совершаешь неровно крестовый по жизни поход,
Ты паломник сердец, уловимый едва эпизод…
Каждый день уходя, оставляя холодной постель,
К новой гавани, путь удержи, не сверни, менестрель!

Оставь мне зазеркалье пульсирующей вены,
Она слаба под кожей, но держит к сердцу путь.