Array Коллектив авторов - Вслед за путеводною звездой (сборник)

Актер спел завершающий куплет и почти упал в гондолу, едва не перевернув хрипящий усилитель. Расторопный матрос Лихачев вовремя подхватил обессилевшего капитана.

Внезапно что-то прошелестело у самого уха актера и шлепнулось на пол гондолы. Это был бумажный самолетик. Старик протянул руку, поднял белую птаху. На крыле была надпись «Мы вас помним!» Воздухоплаватели повернулись к громаде Министерства. В багетах оконных рам белели овалы улыбающихся лиц.

«Получилось!» – пронеслось в голове у актера, и тут же свет в глазах начал меркнуть, вдруг стало невыносимо душно, очень хотелось снять шляпу и тяжелый плащ. Однако образ есть образ. Пока роль не сыграна, нужно продолжать. Он выпрямился, превозмогая боль, и взглянул на Птицу так, как мог бы гордый пиратский барон взглянуть на своего отчаянного воспитанника.

– Мы победили, юнга.

– Мрак совершенно рассеялся, – Птица удивленно смотрел на улыбающихся людей. – Ненависть превратилась в радость. Я думал, так не бывает… это… это настоящее чудо!

Он подошел к актеру, взял того за руки, сведя их вместе, и, наклонившись, прикоснулся лбом к сложенным лодочкой ладоням старика. Затем повернулся и ловко вспрыгнул на край гондолы.

– Теперь путь, как на ладони, – бледное лицо мальчишки озарила озорная улыбка. – Свистать всех наверх!

Трое мужчин и собака смотрели, как худая тонкая фигурка в серых одеждах балансирует над бездной. Мгновение Птица смотрел только на актера, потом тряхнул нечесаной шевелюрой и вдруг стремительно унесся вверх, превращаясь во что-то другое, во что-то большее.

Актер поднес руки к лицу. От ладоней пахло свежескошенной травой и цветами.

– Теперь все, – прошептал он, обращаясь к кому-то незримому. – Як вашим услугам.

Он увидел сквозь пальцы, как стремительно надвигается на него темнеющий пол гондолы. Свет померк.

Юра и злая с недосыпа девушка-оператор расположились у ног монументальной фигуры сталевара, украшающей фасад Министерства. Отсюда не только открывался отличный вид на утренний город, но также хорошо просматривалась площадь с поющими демонстрантами, оранжевая туша шара и даже гондола.

Свой текст про сумасшедшего артиста, желающего на старости лет эпатировать публику, Юра уже отговорил, и теперь они снимали виды.

– Ты посмотри, какой у них усилок допотопный! – восхищенно сипела операторша. – Обалдеть! Такие только в музеях остались. И микрофон – «эскимо». Это ж какое-то долбанное средневековье. Дичь!

– Когда дед на край корзины полез, я думал: «трындец коту Ваське, ща грохнется», – усмехнулся репортер. – Он же совсем плохой был, когда нас из квартиры выставлял. Того и гляди хвоста нарежет. А мухомор-то оказывается бодрячком! – Юра зябко поежился на холодном ветру. – Вон, шляпу какую отхватил. Пижон… Я бы тоже от такой не отказался.

– Тебе не пойдет, – усмехнулась операторша.

– Чего!?

– Фактура у тебя не та. Вот чего.

– Дура! – обиделся Тщетный. – Что ты понимаешь!

– Смотри! – прервала его напарница. – Вон кто-то опять на бортик лезет.

– Где? – Юра пристально посмотрел на гондолу. – Вон же они все, как на ладони. Тот мужик с усами в тельняшке, доходяга в спортивном костюме и наш престарелый Зорро. Трое на шаре, не считая пуделя!

– Да нет же, я про пацана в серой куртке, – операторша оторвалась от видоискателя. – Вон же он залез на край. Эй! Что за фигня!? Он что, прыгнул?!

– Нет там никакого… – начал было Юра, но тут сильный порыв ветра буквально вбил слова обратно в рот прыткого репортера. Что-то происходило вокруг. Что-то незримое, но очень важное. Ветер выл, ярился, налетал на башню, точно бойцовый петух на соперника. В этом вое и свисте трудно было различить странный мягкий шорох, словно разматывался, спадая с железного шпиля Министерства, большой шерстяной шарф.

Очередной мощный порыв ветра плеснул по маленькой лужице, образовавшейся в неровном водостоке. Холодные капли обрызгали Юре лицо, попали в глаза.

Внезапно сквозь зыбкую пелену дождевой воды репортер увидел прекрасное сияющее существо. Оно величаво взмахивало огромными пушистыми крыльями и даже не летело, а словно плыло по воздуху. Озаренный внутренним светом лик медленно обратился к застывшему человеку. Огромные мудрые глаза, в глубине которых вращались галактики и рождались звезды, на мгновение задержались, разглядывая оторопевшего Юру. Бесконечность зрачков ангела явила Тщетному всю его короткую жизнь. Просто, без утайки и прикрас. И репортеру впервые за много лет вдруг стало невыносимо стыдно.