Внимал ему в мечеть пришедший люд, —
Несведущего слушать не придут.
Все, кто у старца истине учились,
Кощунством нечестивца возмутились.
Злодей у власти — подданным беда, —
Нет на него управы, нет суда.
Чеснок дыханье розы заглушает,
При барабанном громе чанг смолкает.
Ты святотатства не терпи, о муж,
Вооружись, отвагу обнаружь!
Но если мощью ратной не владеешь,
Неверных словом убедить сумеешь.
А слово тщетно — карой не грози,
Великодушьем низость порази.
Один, внимавший старцу из пустыни,
При виде осквернения святыни
Заплакал: «Старче, укроти его!
Мы с ним не можем сделать ничего...
Ведь слово, светом правды пламенея,
Мечей разящих и секир грознее!»
И руки поднял пир, сказал: «Внемли,
Зиждитель мудрый неба и земли!
Сей юноша, — пусть он в себе не волен, —
Да будет вечно весел и доволен!»
И некто молвил: «Ты зачем, о пир,
Взмолился, чтобы счастлив был ?
Когда на трон воссядет царь неверный,
Где оборону мы найдем от скверны?»
И отвечал избранный средь людей:
«Вам темен тайный смысл моих речей?
Я к вечному с мольбою обратился,
Чтоб грешник сей прозрел и устрашился.
Коль от дороги зла отыдет он,
Блаженством вечным будет наделен.
Пять дней дано для радостей телесных,
Но радость вечная — в садах небесных».
Один из тех, кто мудрецу внимал,
Царевичу всю речь пересказал.
И речью той, как громом потрясенный,
Заплакал нечестивец беззаконный.
Раскаянья огонь его спалил,
Великий стыд гордыню сокрушил.
Надменный, буйный от начала века,
Послал он к старцу с просьбой человека:
«Прошу тебя со мной в мой дом войти,
Учи ходить по правому пути!»
И во дворец, с царевичем и свитой,
Вошел учитель правды знаменитый.
Светильники увидел и вино,
Пирующих; и все пьяным пьяно.
Тот голову бесчувственно склоняет,
Другой, держа бутыль, газель читает.
Певец стенает на одном конце,
взывает на другом конце.
Все одурели от вина и банга,
Чангист склонился сонный к струнам чанга.
Те полупьяны, те совсем без чувств.
Смеялись лишь и сахар уст.
Лишь бубен и струна согласно пели
Под звонкое стенание свирели.
«Всех — гнать! — сказал царевич, — полно пить!»
Все инструменты приказал разбить.
И струны рвались и визжали.
Певцы, плясуньи с криком убежали.
Забили камнем погреба с вином,
Распарывали бурдюки мечом.
Из тыкв, бутылей, где вино хранилось,
Как из убитых уток, кровь струилась.
Большой кувшин, беременный вином,
До времени родил в разгроме том.
Ручьи вина по мрамору струились,
У драгоценных чаш глаза слезились.
Пришлось все плиты выломать, разбить,
И заново дворцовый двор мостить.
Так в мрамор красное вино впиталось,
Что краска та ничем не отмывалась.
Не диво, что забит был водосток, —
Ведь много выпил он в столь краткий срок.
И позже — каждый, кто бряцал струнами,
Как бубен, угощен был тумаками.
Всяк, бравший чанг, бежал — и зол и хмур,
С натертыми ушами, как .
Тот царский сын от пьянства и нечестья
Отрекся — стал примером благочестья.
Он прежде укоряем был отцом:
«Опомнись! Шествуй праведным путем».
Напрасны все отца угрозы были,
Ни цепи, ни тюрьма не пособили.
Но мудрый старец свет ему открыл.
О, если б он возмездием грозил,
В царевиче он злобу возбудил бы —
И нечестивец мудрого казнил бы.
От льва степного щит не защитит,
И тигра меч стальной не устрашит.
Будь ласков к зверю, и ручным он станет.
Будь с другом зол, врагом твоим он станет.
Ведь чем упорней молотом стучат,
Тем тверже станет кованый булат.
Не будь суровым, грубым в поученье,
Ожесточенным обещай прощенье.
Высоких, низких духом — всех познай,
И всем им уважение воздай.
Подымется от слов твоих презренный,
Опустит голову гордец надменный.
.
Но скорбь и горечь — злобного удел.
Учись делам добра и добрым думам.
«Горите в горе!» — злым скажи, угрюмым.
РАССКАЗ
Мед продавал веселый продавец,
Был смех его усладою сердец.
Как сахарный тростник перед народом,
Людей, как мух, он влек душистым медом
Своих речей. Когда бы яд, не мед
Он продавал, все б раскупил народ.
Ленивец некий, зноем усыпленный,
Завидуя торговле оживленной,
От зависти и от рожденья зол,
Мед приобрел и продавать пошел.
«Вот мед! Вот мед!» — кричал, что было духу.
Но мед его не приманил и муху.
Читать дальше