Игорь Михайлов - Вторник. №12 август 2020. Толстый, зависимый от дня недели и погоды, литературно-художественный журнал

Он и в этот раз не преминул поддержать Кирилла, отпуская в его адрес ободряющие похвалы.

Глотнув табачного дыма от толстяка-соседа с нижнего балкона и прикрыв аккуратно новую балконную дверь, он обошёл своих учеников, склонившихся над заданием: рисунок мужской обнажённой фигуры анфас.

– Смотри, как у него мощно, как красиво торс посажен, – остановился Юрий Кириллович над сгорбившимся у мольберта щупленьким пареньком. – А у тебя? Братцы, ведь что такое рисунок? Это передача формы, объёма с помощью очень простых приспособлений: бумаги и карандаша. Но что очень важно: нужно не просто срисовывать объект, а как бы ощупывать его, лепить его.

Кирилл на подиуме представил на минуту, что его, оторвавшись от своих рисунков, вдруг бросились ощупывать все эти двадцать начинающих живописцев, почувствовал напряжение, смутился и крепче сжал длинную палку, на которую опирался правой рукой, будто собрался ею отбиваться. Тут же сообразил, что нужно наоборот расслабиться, дабы, хоть и в плавках, не оконфузиться окончательно. А Юрий Кириллович, медленно передвигаясь по комнате, продолжал свои наставления, будто лирический баритон пел любимую арию:

– Надо так себя настраивать, так себя приучить мысленно ощупывать объект и лепить, в кавычках говорю, лепить его на бумаге.

– Это кто у нас, Володя, там живёт? – склонился Юрий Кириллович над мольбертом коренастого паренька, старательно, с отчаянным нажимом штрихующего изображение на своём ватмане.

– Где? – удивлённо отстранился от своего рисунка Володя.

– Да вот, в животе.

– Это пуп, ну типа пупок.

– Вот именно, «типа», – усмехнулся Юрий Кириллович. – Это нефтяная скважина, а не пупок. Давай-ка исправляй, и не жми так, не лопатой работаешь, ощущай карандаш будто смычок скрипки и веди свою мелодию. С радостью творите, друзья, а не с натугой. Вы счастливые люди: вы решили посвятить себя творчеству, а творчество – единственное оружие, с коим можно вступать в поединок с бегом времени, с забвением, со смертью, в конце концов.

Чуть запрокинув голову, Юрий Кириллович лавировал между мольбертами и, словно глухарь, казалось, сам приходил в восторг от собственного вдохновенного панегирика. И тут же вдруг, остановившись возле очередного ученика, заметил ему сухим требовательным тоном:

– Славик, третью грудь убираем.

– Где? – задрав голову, растерянно взглянул на учителя Славик.

– Вот здесь, «где», – Юрий Кириллович изъял из его руки карандаш и ткнул им в рисунок. – Что это такое? Куда мы так напрягаем форму? И потом, обрати внимание, косые мышцы живота – это не соски свиноматки. Зачем ты их так тоном выделил? Исправляй!

Он вернул Славику карандаш и, шагнув чуть в сторону, остановился возле девчушки, а та, почувствовав за спиной учителя, прекратила тереть свой рисунок ластиком и чуть ли не со слезами прошептала:

– У меня такое ужасное чувство, что ничего вообще у меня не получится.

– А ты, Танюша, меньше старайся, – отозвался учитель. – А то ты так стараешься, что у тебя нос потеет. Не старайся, расслабься, и всё получится. Есть ещё такой нехитрый способ – зеркало к рисунку приложить. Когда глаз устаёт, то перевёрнутое изображение в зеркале позволяет замечать ошибки, – Юрий Кириллович склонился над рисунком, взял с мольберта свободный карандаш и стал водить им по прикреплённому к доске листку. – Вот, обрати внимание на этот момент. У тебя тут целый кусок провален. Если Стёпа надувает форму, – он кивнул в сторону её соседа, – то у тебя здесь, наоборот, провал. Вытягивай этот кусок тоном. Вот отсюда досюда. Это всё надо вытягивать.

Дав эти дельные советы отчаявшейся ученице, Юрий Кириллович шагнул к Стёпе:

– Там действительно очень красивый рельеф грудной мышцы, – начал он разбор рисунка, – но нельзя забывать про общую пластику. Она по тону у тебя сейчас вываливается, – мастер прикрыл один глаз и, вытянув вперёд руку, ладонью закрыл перед собой часть рисунка, при этом отошёл назад и чуть склонил набок голову. – Встань вот со мной рядом и прищурь один глаз. Теперь видишь? Ну вот, – и тут, возвысив голос, он обратился ко всем: – Что вы, друзья мои, в свои работы, как слепые котята, уткнулись? Не ленитесь время от времени вставать, отходить и сравнивать рисунок с натурой. Настя, ну-ка, встань и отойди от мольберта! Видишь, что на твоём рисунке у него хвост? Причём объёмный. Да ещё раздваивается на конце.

– Это тень, – тихо простонала пухленькая круглолицая Настя.