Виктор Глущенко - В захолустье моём пасторальном…

И стихи, как снег, поднимет

Ветер в пламень синий,

Чтоб Господь на жизнь отныне

Вдохновил Россию!

"Дорога жизни" – Ладожский простор,

Ледовый путь и в жизнь, и прямо в Вечность.

Как узок был к той жизни коридор,

А в Мир иной – широк и бесконечен.

Здесь, как и прежде, – буйные ветра,

Но двадцать первый век за ворот дует!

Маяк Осиновецкий режет мрак,

Как бледный месяц призрачность пустую.

Мне ветер стылый мысли ворошит,

Как снег на льду, где чудится сквозь вьюгу

Железный караван – поток машин,

Блокадный хлеб везущий друг за другом.

Прямой наводкой – путь на Ленинград,

В ночи (хоть глаз коли!) по хрупкой трассе,

Где курс один: вперёд, сквозь минный град

Иль в Царствие Небес – попал, коль, трассер!

Повсюду взрывы, дыбом лёд встаёт.

– Ты жми, браток, на газ, покуда жмётся!

А смерть "клещом" вцепилась прям в капот,

Над лобовым стеклом в лицо смеётся!

Но караван идёт. Быстрее ход!

Там город ждёт муки и малость хлеба.

Вдруг вспышка за стеклом! И "Мессер" бьёт!

Передний встал и вздыбил фары в небо…

Пошёл под лёд. Но отступать нельзя!

И жмут на газ ребята, что есть мочи.

Но здесь кругом вода, а не земля:

Воронки вдоль пути, и нет обочин.

А в этот миг там, где-то у станка,

В цеху промёрзшем на блокадной суше,

Ключ выронит вдруг детская рука…

Но караван дойдёт! С ним – хлеб насущный!

…А сколько было тех, кто уходил

Под лёд весенний на гружённом "Газе",

Сжимая руль свой из последних сил…

Но шли вперёд, а значит – в Вечность сразу!

Огни мерцают в мареве снегов:

То ярко маякнут, а то погаснут,

Как свет от фар – сигнал грузовиков,

Блуждающих на той бессмертной трассе…

Проснусь едва от стука веток ивы,

Шагну с крыльца в рассвет под синью грёз,

Где зреют звуки в пахнущей крапиве,

Где дремлет Русь под шелесты берёз.

О, сколько стран прекрасных на планете

За горизонтом дальней стороны,

Но хлебнее России в мире нету,

И не сыскать берёзовей страны.

Не наглядеться мне на свет безликий,

Не надышаться воздухом лесным.

Кукушка за холмом рассвет окликнет,

И станет снова частью тишины.

Мы здесь живём у Бога на примете –

Он в душу нашу русскую глядит!

А я смотрю, как в поле пляшет ветер,

И раздувает солнце впереди.

Я подойду к реке неторопливо,

Взгляну на жар небесного огня.

Как будто кто-то из тени в крапиве

Зовёт сюда приветливо меня.

Не спит река, течёт в поля густые,

Как жизнь моя, течёт по руслам вновь:

Худое русло – чувства, что остыли.

Бескрайнее – к Отечеству любовь!

Мне с берега крутого зримей дальше

Туда – за холм высокий, как Парнас,

Где сбережёт Россия души наши,

Где сбережёт Господь Россию в нас.

…Рассвет багряным яблоком налился,

И птичий щебет где-то прозвенел:

Иль, может быть, птенец в тот миг родился,

Иль Бог на Русь безмолвно посмотрел?!

Одинокая церковь стоит у чащобы сосновой.

Захолустье. Сверчки. И крапивное войско окрест.

Тишина здесь такая, что кажется, тайное слово

Нам вот-вот проглаголет Господь из вечерних небес.

Разбежаться бы мне и, как в детстве, нырнуть прямо в речку

С василькового луга, да так – чтоб вода с берегов!

Подкосились вдруг ноги. Плетусь. И неспешно навстречу

Племенные плывут над землёю стада облаков.

…Был здесь хутор когда-то – остались прогнившие срубы

В лозниковых кустах. Пустота – покати хоть шаром.

Только ветхая церковь торчит покосившимся зубом

На задворках дремучей глуши под небесным шатром.

Век жестокий здесь многое стёр, как бумагой наждачной:

Нет икон, росписей и в притворе чадящих лампад…

Но исходит благое тепло от церквушки невзрачной,

Мироточа божественной влагой на серый фасад.

Сколько вод утекло. Но ведь мало теперь кто припомнит,

Как чинили здесь крышу, алтарь и обрушенный свод…

А сейчас тишина. Иногда лишь заезжий паломник

Виновато помолится Богу у древних ворот.

Но чем больше здесь тягот мирских на кирпичные своды,

Чем труднее физически, тем беспристрастней, сильней

Сопричастность огромному миру вселенской природы

С перспективой грядущей – нетленной частицей стать в ней.

Не позволит Господь осквернить эти стены "Иудам",

Зазвучит ещё звонко на Пасху святой благовест.

И церквушка несёт уцелевший неведомым чудом,