Анатолий Музис - Стихи о жизни и судьбе. Фронтовые, Колымские. Лирические. Посвящения

Месяц всплыл, костров поднялся дым.

За непобедимым командиром

Мы идем вперед и – победим!

Машина попятилась прямо к обрыву —

В грязи не сдержали колес тормоза…

Попутчикам

сразу,

животным порывом,

Расширило страхом смертельным глаза…

Уже показалось – качнулись вершины,

В сознанье мелькнуло —

паденье,

удар…

Как птицы метнулись они из машины…

Остался с шофером один. Комиссар!

Ему, как и всем, была гибель известна,

Но, страстно желая шоферу помочь,

Он все же не кинул опасного места,

Не бросил машину, не выпрыгнул прочь.

Что чувствовал он —

никому не известно,

Но, страшным виденьем осталось у всех:

Колеса,

помедлив,

взметнулись над бездной

И фары нелепо вдруг вздернулись вверх.

И только тогда, когда черною глыбой

Машина метнулась и воздух стал пуст,

Видя свою неизбежную гибель

Он выпрыгнул и ухватился за куст.

Машина над краем дугу описала,

Грозой пронеслась над его головой,

Ударилась боком об острые скалы

И снова взлетела на воздух дугой.

Потом повернулась, ломая дверцы,

И стала боком катиться вниз…

А он успокоил дрожавшее сердце

И вылез к попутчикам на карниз.

Он вылез, как прежде, суров и спокоен

И только сказал: – «Пойдемте пешком».

Он был большевистской армии воин —

Упрямый, настойчивый, смелый во всем.

И смелость такая, и воля такая

Других, увлекая, зовут за собой.

С такими людьми никогда не пугают

Ни срыв, ни война, ни решающий бой.

И путь не бывает ни страшен, ни труден,

Когда по дорогам в победный маршрут

Упрямые, сильные, смелые люди

В опасные рейсы машины ведут!

Полей белоснежные скаты

Бесстрастны движенью войны

И люди в защитных халатах

На белых снегах не видны.

И все же мы движемся ночью,

В лощинах встречая рассвет,

А Фриц обнаружить нас хочет

И светит шипучкой ракет.

Он жжет на окраинах хаты

И страх не сумев превозмочь,

Нервозным огнем автоматов

Пугает безмолвную ночь.

Пугает… Но пришлому Фрицу

Вдвойне наши ночи страшны

И сам он смертельно боится

Халатов с другой стороны.

Здесь немец был, хозяйничал немного,

Но вскоре нами выбит был назад.

Повсюду по обочинам дороги

Машины вдрызг разбитые лежат.

Немым свидетелем того, что днем и ночью

Четыре дня здесь время шло в боях.

Свисают проволоки спутанные клочья

На телеграфных стынущих столбах.

Простор полей печален и пустынен,

Мост взорван и лежит в снегах.

Повсюду надпись: «Мины», «Minen»,

На русском и немецком языках.

Родной мой край!

Прекрасный, мудрый, древний!

Ты стал суровей, горечь пережив.

Стоят полуразбитые деревни,

Глазницы окон досками закрыв.

На огонек мы в хату завернули.

Я пить спросил, мне дали молока.

– Бери, бери… Вы больше нам вернули —

Услышал я. – Не жалко для сынка…

Каким огнем запали в сердце гневном

Хозяйки ласковые теплые слова.

Она, в великой простоте душевной,

Сама не знает до чего права.

Не только дом, ухват, корову, пожить,

Не только кочергу и решето —

Мы ей вернули Родину!

А что,

Для человека Родины дороже!

Замела дубовые аллеи

Снежная колючая пыльца.

В холоде колоннами белея,

Стынут стены старого дворца.

За резной чугунною оградой,

Где скамейки и замерзший труд,

Граф Олсуфьев властвовал когда-то.

Нынче школа разместилась тут.

И хромой и маленький учитель,

Тыча мелом в черную доску,

О российском говорил пиите

И учил родному языку.

А сегодня как-то необычно

Придавила школу тишина.

Это грозным лязгом гусеничным

Прокатилась по селу война.

Прокатилась и ушла куда-то

Дальше в настороженную тьму.

В двадцать шесть гвоздей

сапог солдата

Отпечатал след на Яхрому.

А в больших и светлых классах школы,

Словно в собственном своем дворце,

Поселился грузный и тяжелый

С черными крестами офицер.

Он сказал, что кончилось ученье.

Он сказал: «Россия есть капут!»

И велел очистить помещенье

За пятнадцать, максимум, минут.

Зимний холод пробежал по залам.

Зимней стужей скованна земля.

Что сказать?.. Тоскливо и устало,

Молча разошлись учителя.

А хромой и маленький учитель

Не ушел… Зачем идти?.. Куда?..