Е. Жданова - Главное - в минуты отчаянья, или когда от гнева горит лицо, не забывать данное себе обещание о том, что ты можешь всё

К многострадальному созданью
Прибилась в дом немая тишина.
На белом потолке слепые очертанья.
И тяжкая мечта в безумном наслаждении одна.
Нет. Не своди меня с ума.
Еще осталось чуть стремлений
В надежде разукрасить серые дома.
В надежде не упасть пред миром на колени.
Пусть ей, что значит мне, твердят, она одна,
Созданье, выгнанное в вечность.
Отвечу вам, что ни одна страна
Не в силах впредь моей мечте перечить.

Ворона чёрная я ночью.
Ворона белая я днём.
Сегодня небо нас пророчит,
На землю падая дождём.
Играя с кронами деревьев,
Я удивлённый взгляд ловлю.
Простите, только я не верю,
Что это я сама творю.
Сегодня вечность в бурых пятнах.
Сегодня я сожгла свой дом.
Причина – я в чужих объятьях
Безумно думаю о нём.

Там, где Финский залив обнимает Неву,
Я увидела солнца цветок и реву:
Мне настолько давно не дарили цветы,
Ни букет и ни пять, ни один и не три…
Ветер вышвырнул душу, по крышам метнул,
Во дворах засмеялся он звоном кастрюль,
Подскочил на поребрике, врезался в дом
И поплыл по каналу с душою листом.
Дождь закапал, величием воздух взбодрил.
И готова вплестись я в узоры перил,
Чтоб надолго остаться с таким вот дождем,
Инноваторским, знающим всё обо всём.
Как любила мужчин, я люблю этот дождь.
И втройне улыбаюсь обводкой галош.
Мне понятно, зачем здесь искали приют
Те, кто чувствами вымостил вечную суть.
Мне каналы объяли всю четверть земли.
И ладонью к воде, я – пьяна, ты – замри.
Роза солнца Петровского цветет внутри.

Пусть качает метель мою колыбель,
И тревожит меня каждый стук.
В колыбели невиданный прячется зверь
И готовится прыгнуть вдруг.
Приручили бы зверя, пока не настал
Его страшный коронный час.
Он когтями пронзит, обнажит свой оскал,
Но не сможет простить он вас.
Приручили бы нежностью и теплотой,
Он уснул бы от искренних фраз.
Приручил бы меня, и была б я с тобой,
И весь мир ты тогда бы спас…

Спустись в подвал, достань вино,
К камину кресло разверни.
Мне абсолютно всё равно,
Как он сбегает из страны.
Из той страны, теперь, где мы
Стремимся выплыть из кручин…
К камину кресло разверни
И пей вино, но помолчи.
Не говори уже о нём!
Не называй никак его!
Теперь здесь я горю огнём!
Дай мне вино или ружьё.
Храни подальше его имена,
Монашка, что впала во тьму.
Пусть всадник станет на стремена,
Я выстрелю в спину ему.
Глянь в камин. Он горит. Не проси ничего.
Хочешь, плачь до холодной росы.
Но когда упадёт на землю, его
Растерзают его же псы!

Помню голос, что теперь мой покой разрушает.
Помню, как научилась верить в сердце и в слёзы…
Начнём дождь, чтобы вымыть эту память из рая.
Начнём боль, чтобы больше не хотелось серьёзно.
Я рву небо в доказательство того, что любила,
Что умела и что лучше тех, кто вас окружает.
Но меня поражает
Моей собственной силой
От того, что никто это не понимает…
И всё стихло…
Только ветер поминает чувств великих искусство,
Только капает луна на разбитые скалы.
Возвращаюсь я в вольер, где свободно и пусто.
А нашла ли я тогда, что всю жизнь я искала?

Неуклюже встала на лапы
И виляет кривым хвостом.
У тебя нет ни мамы, ни папы,
Так о ком ты скулишь, о ком?
И несёшь свой кусочек хлеба
В подворотню другим щенкам.
Позаботиться о тебе бы,
Да наверно, уже не нам…
Может, ты и какой-то породы,
Но, увы, никому не нужна.
Остаётся щенком год от года,
Социальная наша страна.

Сквозь блеклый полуотблеск белого окна
Я видела больного мотылька.
Он бился крыльями о стёкла в лихорадке,
А за окном горела лампа. Я была одна
И наблюдала всё издалека.
Ему так плохо… У меня же всё в порядке.
Задребезжала сердца жженого струна.
Ужалила. И вот не удержать
То, что зажала я жгутом своей обиды.
Её бы вырезать, если б хватило силы,
Если еще пойму, что я верна
Своей единственной мечте не предавать
Ценителей сердец и цели
Не быть всецелым подлецом.
Пусть я, когда узнала, что конец, не смела
Словами процарапав в центр, тебя назвать лжецом!
А мотылёк, как я. Сомнений нет.
Окно открыла. Выключила свет.