Вера Горынина - В основном я пишу тишину…

Всеми силами я пытаюсь,
Если сил этих будет вдосталь,
Рассказать вам о том, в чем покаюсь.
А Господь мне простит это. После.

Есть у каждого ангел-хранитель,
Что заботится, думает, ждёт,
Что во время бури – спаситель —
В гавань тихую заведёт.

И рукою невидимой держит,
Если ты по краю идёшь,
И засветит тебе луч надежды,
Если путь в темноте не найдёшь.

Если горе – тебе он поможет.
Если счастье – он счастлив с тобой.
И крылом он дорогу укажет,
Ту, что мы называем судьбой.

Есть у всех у нас ангел-хранитель.
Не узнать его нам нельзя:
Оглянись и найдёшь ты его обитель —
Сердце мамино и глаза.

Наверно, вы осудите меня,
Что воспеваю легкую науку,
Но далеко до судного-то дня —
Так дайте ж, дайте вашу руку!

Нас в вихре вальса закружит.
Ах, да оставьте эти муки!
Как снегом все запорошит,
Но только не эти минуты!

Затянет будничная пыль
Всю жизнь: и взлеты, и паденья.
Останется лишь этот миг
Подарочным ко дню рожденья.

Позвоночник.
Звоночки по
Колокольчику.
Ночник, бредя
От недоспанных ночей,
От недоделанных вещей,
Звонит в двери,
Душу отводя.
Владимир.
Владимир!
Ради жизни мир…
Тихо.
Дверь заперта изнутри
Наглухо…

Он первый смерил жизнь обратным счетом,
Платя за жизнь своими песнями и потом.

Он исчерпал ее до донца,
Нельзя молчать, когда поется.

И памятник себе воздвиг еще при жизни
Он тем, что верен был себе – своей Отчизне.

Но все перечеркнуло то лето и весна.
Он все вопросы осветил сполна.

Две одинокие души
Сегодня встретились случайно.
Она спросила: «Вы спешите?».
Все тайное вдруг стало явным.

Их одиночество не стало меньше,
Оно умножилось на два.
А это первая – последняя их встреча —
Женат он, замужем она.

Светило солнце, дождик шел,
И высохла трава…

Их одиночество не стало меньше,
Оно умножилось на два.

Белым пеплом осыпался иней
С верхушек берез.
Белым камнем на сердце стынет
Лед нерасплаканных слез.
Видно, зря мы надежду таили —
Не навсегда.
Нас опять холода разлучили,
Холода, города…

Я не люблю, когда меня бранят
Все из-за пустяков из-за каких-то.
Я не люблю, когда мне говорят,
Что я не Шиллер или не Фихте.
Я не люблю, когда вдруг за спиной
Окажутся все сволочи у них.
Я не люблю казаться сиротой
И прятаться за спинами других.
Как ни банально это прозвучит,
Я не люблю, как мелом по доске.
Такой вот незадачливый поэт —
Ничто не любит он в своей тоске.

Играет шарманщик
На улице где-то.
На нем старый плащик,
Хотя давно лето.
Шарманка рыдает
И плачет навзрыд,
То вдруг прерывает:
Рука уж дрожит…
А люди проходят,
Почти не взглянув,
Подальше в халат
Добро душ завернув.
Нет, он не обижен,
Он мыслями где-то,
Где голода нет,
Где вечное лето.