Марина Александрова - Хроники света

Горит восток, сиреневая пыль. Наш сонный город вновь глаза открыл, стоит, невыразительный и робкий. И видим мы, какая в этом тишь: захочешь объяснить – не объяснишь, как этот купол, сотканный из хлопка, над нами пышет солнцем и листвой, и каменные стены стариной пропахли, как цветы дождём и мёдом. И в нём ненастья – ни в одном глазу. Живые, исповедовать грозу, мы призваны сухим его восходам. Но кто призвал – нам будто невдомёк, а может быть и вовсе нас обрёк, но для чего такое нам богатство? И мы идём по городу, а он нас посвящает, в небе отражён, в дождливое октябрьское братство. И вот рассвет, безоблачен, белёс, но если нам ещё не довелось постичь его вибрации и звуки, то – снова удивляться и смотреть, но так и не увидеть – не суметь, как будто бы глухи и близоруки.

Огонь горит, сплетается строка, над крышами гнездятся облака. Мы чертим горизонты, пишем утро, и эту осень, как любовь и мудрость, вполголоса читаем между строк. Сентябрь – зашифрованная сутра, впечатанная в бронзовый восток.

А там где мы – звучит ещё листва мелодией любви и торжества. Мы, напрочь очарованные, знаем и чувствуем, каким случайным раем сентябрь этот стал для нас с тобой. Мы в новых воплощеньях совпадая, любуемся рыжеющей листвой, записываем мысли и слова.

Люблю тебя. Небесного родства душа, ещё бескрылая, не против. Мы снова в осень птицами уходим, за искренность её благодаря, а небо всё роняет звёзды-ноты, под тихие молитвы сентября.

В этом июле для нас полыхали ночи, дни были долги, и всё же, любви короче, солнца гуляли по небу туда-сюда. Он был безумно красив и слегка порочен в противоречии вечных огня и льда. Я расскажу тебе многое, если хочешь.

В этом июле мы были совсем другими: слишком воздушными, тонкими и льняными нитями снов, паутинками на ветру. Этот июль закалял нас в дожде и дыме, сняв с нас одежду и прочую мишуру, чтобы мы заново стали собой самими.

Он подарил нам – истории, битвы, флаги, клятвы, что живы внутри, а не на бумаге, рыжесть закатов, что очень тебе к лицу. Время пришло – так давай же опустим шпаги, бросим мечи, да поклонимся чабрецу, солнечным светом на камне напишем саги.

Этот июль провожал нас не в жизнь, а в вечность, каждый наш шаг был им понят и рассекречен – так не осталось ни боли внутри, ни тайн, только тепло, только имя твоё. И вечер.

Этот июль был святилище и алтарь, где мы зажгли наши яркие души-свечи.

Мы вовсе не материки, не города, не маяки. Мы брызги солнца у причала и в лимонаде пузырьки. Гори не в прошлом, а сейчас, но если ты внутри погас, иди туда, где всё сначала, где неба розовый атлас висит с тех пор над старым шпилем, назад – туда, где нас любили, где все истории – про нас. Садись у моря, говори о том, какой пожар внутри в тебе оставил только душу, а дальше – лёд и пустыри.

Пойди туда, где будешь смел всё то, что раньше не сумел: сидеть пустым среди ракушек и слышать каждый децибел, и лишь с зарёй, разгорячённой, узнать – какие и о чём мы, кто и зачем остался цел.

Мы неслучайно, но издалека, из прошлых жизней вспомнив ДНК и странные обличия друг друга. И помним мы, как юность бьёт под дых, как старость разлучает молодых, как север в нас всегда стремился к югу.

Тебя однажды Бог назвал своим, а мы теперь вдвоём благодарим за наши имена и их частоты. Но перед этим, в самой глубине, ты слышал, знал, ты помнил обо мне, как помнит слух вибрации и ноты.

Теперь и в нас, как в ветре и листве, тот звук, что спрятан в божьем рукаве, находит воплощение и смысл, а значит, друг без друга нам никак, мы пьём небесных песен натощак, под сенью разноцветных коромысел.

Мы неслучайно, только навсегда – хрусталь и родниковая вода – других имён наш Бог не произносит. Ведь тот, кто через ад прошёл насквозь, сейчас вдыхает рай твоих волос, и жертв кровавых от любви не просит.

А теперь загадай про будущее скорей, как уронит звезду в золотое руно полей этот пёстрый сентябрь, новорождённый. Вот и смотри – она в руки тебе легла, и загадай, чтобы, ласкова и светла, осень раскинула в небе свои знамёна. Можешь заметить, как вместо былой зари в нас опять разгораются ранние фонари, раньше обычного, дольше былого срока. Это ли значит, что станем теперь вдвоём старой листвой перед новеньким сентябрём, и наблюдать, как он капает с водостока. А теперь не ленись, загадай про нас, как мы выйдем из осени, торопясь, волоча за собой гигабайты нечётких снимков, и про то, как из прошлого воскресив, нас, почти омертвевших, одна из них не найдёт в объективе тягучей дождливой дымки.