Валерий Шитуев - Хроники ускоренного сердцебиения (сборник)

И о том, что не умерло в нас.

Наши души на тоненькой нитке,

Словно звезды на Млечном пути,

Мы сплелись, как молекулы в слитке, —

Никому не дано развести.

Мы прожили на свете так долго,

Гаснут искры на мутной воде;

Тихо плещется вечная Волга,

Мы вдвоем – мы везде и нигде!

Должно быть, спит во мне какой-то гений,

Я мог бы вены вскрыть и показать

Голубоватый синий гелий…

У нас у всех отмеченная стать.

Когда бы я открыл в церковном храме,

Что долго будешь мыкаться со мной,

Как я хотел в людском житейском сраме

Сродниться навсегда с твоей душой.

Стирать, готовить и взбивать подушки —

Куда как проще этот вариант.

Сгодится борщ хохлушки-хохотушки,

Уже я бы вырвал у судьбы сей грант!

А мне узнать одну во всей вселенной

И сделать верный выбор на земле,

Но как расслышать голос сокровенный

И облик разглядеть в кромешной мгле?

К чему писать? Как озаренья свыше

Я ждал тебя: «Люблю – и под венец!»

Как я метался, мне сводило крышу —

И вдруг во сне: «Промедлишь и конец!»

Сто лет прошло, как мы с тобою вместе,

Все так же взгляд я трепетно ловлю,

Пусть нет борща, но снова честь по чести

В душе звучит: «Люблю тебя, люблю!»

Люблю за все, как божий дар поэта,

Люблю за все, не ведая кручин,

Как царственно танцует, как одета,

Как сносит крышу у других мужчин!

Но ей давно сказал, что я, наверно, гений,

Она лишь улыбнулась: «…не смеши!»

Потом разделась, показала вены,

Мы в голубом плескались от души.

Ой! Девчонки мои вы зазнобушки,

На скамейке, как стайка птенцов.

Дорогие, родные воробушки,

Как вам хочется белых венцов.

Лейтенант холостой и невенчанный,

Средь садов деревенских гулял.

Красно солнышко грело застенчиво,

И петух своих клушек гонял.

Ну а вы же стреляли глазенками,

Поправляли волнительно грудь,

Все мечтали о люльках с пеленками

И ко мне вам хотелось шагнуть.

Гнал пастух свое стадо в ночлежницу,

Семенил рядом важный щенок,

Закрывалась напротив лечебница,

Где-то в кузне стучал молоток.

А из клуба неслись звуки музыки,

Приглашая к себе молодежь,

И шагнул лейтенант к юной публике

И спросил: «Ты Иришка пойдешь?»

«За тобой на край света, мой суженый,

Хоть сейчас я готова умчать

А пока, лейтенант мой заслуженный,

Ты веди меня в клуб танцевать!»

Мы в крови потопили знамена

И дыханьем согрели мы павших,

Мы молитвы железом каленым

Выжигали на лозунгах наших.

Кто попросит за нас Божью матерь

Сохранить наши жизни и души?

Кто пойдет на Голгофу и паперть,

Кто окликнет внутри и снаружи?

В полутемном расписанном храме

Мы очнемся, крестясь на закате,

Божья Матерь в серебряной раме

И красавица в скромном наряде.

Что-то женщина молит сквозь слезы,

Что-то просит дочурка у Бога,

Где-то вновь распускаются розы,

А ведь надо совсем нам немного.

Только Женщина знает Мужчину:

Сына, брата, любимого мужа.

Только в ней я обрел половину,

Только ей распахнул свою душу.

И затеплилась вера во взгляде,

Словно синее небо во храме…

Плачет Женщина в скромном наряде,

Божья Матерь в серебряной раме.

Мы держались за руки и грелись

Средь горгулий на старой стене;

Мы крестились со всеми и спелись

С римским папой в чужой стороне.

И в мечеть мы, обнявшись, проникли,

Где мулла совершал свой намаз,

Молча слушали, но не постигли

Этой музыки странной для нас.

Мы не знали, что делать в Париже

На богемной толкучке мирян,

Лишь глаза опускались все ниже

На беспечной тусне парижан.

Даже Рим не казался нам вечным,

Ватикан – с поголовьем крестов —

Только руки сжимались все крепче

Неразрывною связью мостов.

Мы в пещерах загадочных пили

Ледниковую воду с вершин,

Мы ладони сплетали и плыли

По морям без особых причин.

И вставали заморские Луны

В непроглядных просторах зари,

И звенели испанские струны,

И манили к себе пустыри.

Что о жизни земной и небесной

Мы узнали с тобой невзначай?

Каково на чужбине чудесной,

Что открыли мы – ад или рай?

Никому не разжать эти руки,

Но припав лишь к родимой земле,