Ольга Осеневская - Два клоуна

Кормим белочек, слушаем птиц.

И прохожие вслед вздыхают:

«Он – прям карлик, она – из цариц».

Время меняет лица,

Спину согбенной делает,

Старушкой станет девица,

Блондин – лысым, с пробелами.

Оно не меняет душу.

Спасибо тебе, мой плейбой,

За то, что проснувшись слышу:

«Любимая, я с тобой».

Мне даже вздохнуть больно,

Руку поднять, смахнуть слезу,

Которая катится самовольно

На синеватую бус бирюзу.

Онемело, окаменело,

Не помню, как жить-быть,

Как я могла, как посмела

Полюбить и не сметь забыть.

Кожа помнит прикосновенья,

Запах твой везде и вокруг,

Кудри съёжились без движенья,

Образуя клубки гадюк.

Я бабочка из его коллекции,

Имя мне – Алкино́й,

Редкой природной селекции,

В качестве украшения взяли меня

Домой.

Я прожила две недели в неволе,

И не стало красавицы,

Меня пришпилили булаво́й

Под стекло, маяться.

Помню, бабушка говорила:

«Раньше смертушки не помрёшь».

Ох ты горюшко, моё горе,

Не сотрёшь тебя, не сметёшь.

Повстречала, но не увиделись,

В мою книгу он заглянул,

«Смотрите бабочек на бумажном

Носителе?»

Голос твой за спиной вздохнул.

«Моя мама – анималист,

Это её работы».

«Тогда я – коллекционист,

Приглашаю к себе вас, в субботу.»

Ничего у меня не ёкнуло,

Стало страшно, что жить не хотела,

Повернулась с душой застёгнутой,

Только чуточку побледнела.

Он узнал. Суета в глазах:

«Здравствуй, а я искал,

Ты тогда так внезапно исчезла,

Закатила ненужный скандал…»

«А та бабочка, улетела?»

«Может встретимся, поговорим?»

«В этом городе мы проездом

И на поезд уже спешим,

Я давно вдова, не невеста».

Мне всё время казалось,

Что увижу и задохнусь…

Ничего, ничего не осталось.

Я жива и этим горжусь.

«Мама, кто это? Он красивый!»

«Он никто. И зовут никак.

Он просто пятак фальшивый,

И против меня – слабак».

Хорошо, что тогда я не умерла,

А ведь хотела, а ведь могла…

Ах, какая была зима!

Всю душу выморозила,

Виновата, видно, сама,

Что такую судьбу выпросила.

Так хотелось счастливой быть,

Вечной девочкой в платье ситцевом,

По реке жизни неспешно плыть

И по небу летать с птицами быстрыми.

Но у счастья короткий век,

Да и платье уже истлело,

Стал неспешным мой быстрый бег,

День к закату – вокруг потемнело.

«Жили долго они и счастливо

И умерли в один день,

И небо им было в алмазах».

А в жизни – тень на плетень.

Одиночество – наказание,

Тяжкий крест несу, волоку,

Одиночество – испытание

Молодому и старику.

Я прошла с ним по жизни под руку,

Скоро-скоро и мой закат,

За собой потащу, за ворот,

Там в музей сдам, как экспонат.

Чтобы ты по земле не шлялось,

Не ловило сетью добычу,

Чтобы с другими так не игралось,

Я свободу твою ограничу.

А пока садись – погорюем,

Вина выпьем, споём, станцуем,

Зиму осенью разрисуем,

Все мечты мои упакуем

И туда, вдвоём, покочуем.

Если родина скажет надо,

Вэдэвэшник ответит: «Есть».

Крылатая гвардия – это не стадо,

Что готово в фонтаны лезть,

Разбивать кирпичи о череп,

В пьяном угаре матом орать.

Вэдэвэшник дружбе армейской верен,

Голубые береты – армии знать.

Когда вижу поганцев – стыжусь,

Кем ты был в элитных войсках?

ВДВ – не синоним «нажрусь»,

ВДВ – седина на висках

От тяжёлой работы в небе,

От потерь друзей на войне,

Ты готов на воде и хлебе,

Ты готов по колено в дерьме,

За друзей, за чистое небо,

За сиянье любимых глаз,

Чтобы вдоволь воды и хлеба,

Ты же знаешь: «Никто, кроме нас».

Я завидую тем, кто в небе

Парашютные стропы натягивает,

Кто утюжит пыльные степи,

Кто по плацу вышагивает.

Не бывает вэдэвэшников бывших,

Мы навеки и навсегда

Голубой тельняшкой согреты,

И плевали мы на года.

Соберёмся, своих помянем

Без громких и пышных фраз,

«Синеву» непременно затянем,

Мы – Войска Дяди Васи.

«Никто кроме нас».

Запутавшись по жизни,

Настрадавшись,

Отправилась я за советом

В монастырь,

Упала в ноги я к седому

Старцу:

«Отец родной, меня ты рассуди».

Всё выслушал,

Ни разу замечания не сделал,

Сухою, тёплою рукой

По голове провёл: