Анатолий Квашин - ПАТология

Я обычный Пьеро, оборвавший небесные нити,

Эти струи дождя, управляющие глупой куклой.

Я надеюсь, Вы вспомните имя… а нет – загляните

На забытый чердак в самый темный покинутый угол.

На моем чердаке – всюду пыль, пауки, тараканы…

Да не жалуюсь я, это им посочувствовать впору.

Вы – из мира богов, где обычаи несколько странны,

Там специально для Вас на десерт подают помидоры.

Вы – Мальвина, миледи, что прячет свои голубые

Да под темным покровом все так же пьянящие кудри…

У Мальвины из сказки, уверен, кошачьими были

И глаза, и манеры… и тон возмутительно мудрый…

Белый шут так смешон. Вы за это, миледи, простите.

Не герой. Не поэт. Не король. Не преступник. Не гений.

Вы мой главный, миледи… Нет, просто единственный зритель.

Я Пьеро, грустный клоун – простое подобие тени…

Легкие обожгло не огнем – водой.

Я тону. В призрачно-сером свете

Фонаря. Катит Харон седой

Свой черный челн по Лете.

Медные деньги съела моль.

Под языком – бумажный стольник —

Нерастворяющееся клеймо…

Но перевоз здесь дороже стоит.

Беден? Тогда отправляйся вплавь.

Ты уже умер – не все равно ли?

Цербера мощных железных лап

Скоро достигнешь. Теперь доволен?

Смерть после смерти – собачий бред!

Но ведь Цербер и сам собака.

А человечишко в ноябре —

Жалкий придаток мусорных баков.

Повесть дописана. Надо плыть…

Шум в голове все звонче, звонче.

Если бы знали Вы, как теплы

Были глаза загробной гончей…

Ускорьте время! Мерно, шаг вперед,

Сначала осторожно, неотступно…

Ускорьте время! Пусть оно умрет,

Бесцеремонно вытирая ступни

Об жалких смертных. Ускоряя ход,

Само себя забудет неизбежно.

Засуньте время в каменный живот

Безвременья пустыни снежной…

Секунды – что?! Просыпанный песок,

Мучительный, жестокий, аккуратный,

Что отливается свинцом в висок,

На покрывалах оставляя пятна.

Сто лет пройдут быстрей, чем пять секунд.

Из моих строчек ускользает тема…

Все, кто живет, когда-нибудь умрут.

Ускорьте время! Убейте время!..

Мы молча курили за краем

Простой и понятной Вселенной.

А звезды пытались, сгорая,

Заставить нас встать на колени.

И в зеркале лунных улиц,

Покрытый протертой замшей,

Я был королем всех устриц,

Потомком Грегора Замзы…

И звонче булатной стали

Светили в тот вечер звезды —

Начищенные медали

Того, который нас создал.

И ночи откинув полог,

С бродящей улыбкой бандита

Я был бесконечно долог,

Пытаясь понять Хуренито…

А звездная Королева

Надменно играла Баха…

Я взял две звезды, что слева,

Повесил себе на рубаху.

Ласкался полночный холод

Все тем же проклятым "если"…

Я был, как когда-то, молод.

Мы молча курили вместе…

Иногда

Не хватает никотина и солнца,

тепла, тебя и прочих вредных привычек,

без которых – никак.

Этот день никогда не закончится,

А ты все ждешь, когда его вычеркнет

рука.

Зачеркнет в календаре,

голове и с прочих носителей информации

удалит. Как в ноябре —

запах календулы… Тут главное – не сломаться.

Пальцы – все тоньше, тоньше, тоньше,

Словно лед на реке – от февраля до апреля…

Где-то за кадром: помнишь… гонишь… тонешь…

Дальше – ближе, ближе – дальше… Качели.

Да во дворе – те же «скорые»,

Кошки, собаки, алкоголики…

Да в голове – те же «спорные»

вопросы… Крестики-нолики…

Словно капли о кромку воды, мысли о мозг

Разбиваются, тянут, скрипят, не мечтая о свете.

Это время – луною не выжженное клеймо,

Словно Гамлет, вонзающий нож в сердце глупой Джульетте.

Я ползу по окну, растекаясь на мысли ручьев.

Я дроблюсь на поступки, минут, на вдох и на выдох.

Я дроблюсь, испаряясь, а время нещадно течет,

Проникая в окно там, где двери надежно закрыты.

Я ползу, наблюдая, как лужи невольно кипят,

На мгновенья рождая сверхновые серые звезды.

Я стекаю к реке, но боюсь, что вернуться опять

Поздно…

а я – все же мальчишка,

лишь корчу серьезную рожу.

а внутри – все то же:

что-то наивное слишком,

по-детски эгоистично-жестокое,

словно ежовая рукавица, —