Сергей Яснодум - Счастливо, товарищ… Стихи, проза

Пусть гуляют угрюмые лица,
разгоняя бродячих собак,
по помойкам и скверам столицы
и бутылки кидают в рюкзак.

Рассуждая, что жизнь – копейка,
что не всякому быть на плаву,
пусть они занимают скамейки
или мнут молодую траву.

А весна наполняла бокалы,
верховодила в тёмных дворах,
и железной решимостью стала,
и безумством на первых порах.

Но кому бы она ни служила,
и с какой стороны не смотри,
всё любовь неразжатой пружиной
хулиганит глубо′ко внутри.

* * * * *

Ах, как дорог случай каждый!
Но, по-прежнему пьяна,
на беспечно-сонных граждан
тихо падает луна.

Не укладывай ланиты,
слушай, шорохи кругом…
Босоногие бандиты
караулят за углом.

Вот и я не скоро сникну,
если прячется во рту
нежно в сахаре брусника,
настоявшись на спирту.

* * * * *

Видно, скоро осветлится жизнь,
принимая другой оборот.
Я пойду у церковных ворот
обветшалые чувства сложить.

Только ветер проводит слегка,
разлетаются листья, шурша.
Или грешная чья-то душа
усмириться не может никак?

Та же Богом забытая Русь,
тускло медью глядят купола…
На окно из цветного стекла
я украдкой перекрещусь.

Это воздух случился такой,
из которого соткан сонет.
Ничего необычного нет.
Просто осень стегает тоской.

* * * * *

Уж если бежать, то в Канаду,
уж если бежать, то всерьёз,
где клёны роняют прохладу
и русская тайна берёз.

Где дождь музыкально дробится,
баюкая голубей,
по рыжей скользя черепице,
по красной каминной трубе.

Где в самую лютую стужу
в шезлонге привидится мне,
что был бы я всё-таки нужен
одной непутёвой стране.

* * * * *

Жизнь и стара и юна,
а снова увела
туда, где в полнолуние
разбиты зеркала,

и не пригоршня меди,
а мука во плоти —
красавица как ведьма,
а гений – еретик.

Не ваши звуки рвались
о лезвие ножа?
Безумство – это шалость
пристойных прихожан.

Жизнь и стара, и юна.
Давай забудем ту,
когда Джордано Бруно
привязан был к кресту.

* * * * *

Вот упрятаться бы ныне
в безымянном хуторке,
суетные чувства вынуть
и остаться налегке.

И под небом синим-синим,
не ударив в грязь лицом,
вдруг помериться бы силой
с проходящим кузнецом.

А совсем вблизи от дома
у излучины реки
выпускает тихо омут
на поверхность пузырьки.

* * * * *

У меня не бывает друзей,
у тебя не бывает подруг.
Словно водят по глупой стезе
чьи-то цепкие кончики рук.

Остаётся ли память плохой,
или ветер со мною в ладу
перелистывал томик стихов,
в городском опустевшем саду?

И когда по утрам в полусне,
среди кукол бродя неглиже,
ты не будешь мечтать обо мне —
значит, мы разминулись уже.

Только полночь станет гулкой,
как едва заметной тенью,
будто вор по переулку,
по лицу скользит сомненье,

что невозвратима юность,
что душа в порыве чутком
приняла в себя угрюмость,
не угодную рассудку.

Но поскольку счастье зыбко
или тянется по нитке,
я готов служить улыбкой
на рождественской открытке.

Вам к лицу любая почесть.
Вам любые двери – настежь.
Ваши дни и Ваши ночи
инкрустированы счастьем.

Вам легко среди реалий,
где весомые едва ли
Ваши пальчики купались
в белых клавишах рояля.

А моя мечта легка ли —
с Вами вдруг соединиться?
Чтобы таять облаками
над какой-нибудь зарницей.

Вам, хранительницам быта,
окрылявшим ремесло,
настоящим Афродитам,
а не девушкам с веслом,

будет пусть такая малость-
чтобы каждой, чтобы вся! —
жизнь всегда бы улыбалась,
а не ухмылялася.

* * * * *

Не тужься, игру посрамит освещение,
вряд ли окупятся страстные жесты.
Не метаморфоза-перевоплощение
жжёт суициды и топит инцесты.