Георгий Чулков - Кремнистый путь

Что, любезные,
Пригорюнились?
Что, ребятушки,
Нос повесили?
Иль не слышите,
Что юродивый
Песнь веселую
Вам поет сейчас?
Издалека я
Притащил с собой
Кольца с гирями, —
И бренчу-пою
О израненной
Моей душеньке.
Ее Бог-Отец
Потревожил раз,
Невзначай смутил
Повелением.
С той поры хожу
И звеню кольцом
Я во славушку,
Во пророчество.
Славлю небо я,
Славлю чистое, —
А пророком я —
Для земли родной.
Ты, родимая,
Кровью вскормлена,
По тебе ходил
Христос-Батюшка;
Где же след Его,
Не найду никак;
Все затоплено
Кровью алою.
Эй, ребятушки,
Разыщите след,
Разыщите след
Христа-Батюшки.
А не то беда:
Захлебнетеся,
Захлебнетеся
Кровью алою…

Светильники в страхе мерцали;
К небу тянулися руки;
Звуки во тьме замирали —
Дрожали под сводами звуки.

Апостола мы хоронили;
Песни священные пели;
Жертву любви приносили —
Жертв мы других не имели.

Звери над нами рычали,
Рычали голодные тигры;
Арену песком усыпали;
Готовились страшные игры.

Звуки во тьме замирали,
Дрожали под сводами звуки;
Смерти спокойно мы ждали —
Ждали мы смерти и муки.

О, Боже всеблагой! К краям Твоей одежды
Припав, как верный раб, в восторге я молюсь.
В душе моей — огонь. В огне ее — надежды.
К чертогам Тайны я в безумии стремлюсь.

Я на земле стою, зиянье вижу ада.
Вокруг меня мятется жизней смутный рой:
Сверкающий хаос священного разлада.
Предвидит рай любви верховный разум мой.

На ложе девственном лежит моя невеста.
Сейчас я таинство великое свершу!
Я на пороге сил таинственного места:
Я жертву брачную с молитвой приношу.

О, Боже всеблагой! Благослови слиянье,
Движения любви достойнейший предлог!
Начало всех начал — творящее влиянье,
Предвечной истины божественный залог!

Гонимое бездушными людьми
Священное безумье мудрецов.
Мои моления покорные прими!
Ты — арфа чуткая отверженных певцов.

Граница двух начал;
Великих дней предчувствие, томленье;
Громада мраморных роскошных скал, —
И с прахом золота смешенье.

Ты эхом носишься в лесах;
Полночные виденья покоряешь;
Ты на распутьи и в путях;
Ты бремя жизни оставляешь.

Возьми меня в объятия железные свои!
Я слепоту людей безумно ненавижу.
Творения мои возьми. Они — твои,
Возьми меня. Венец твой вижу.

Под лепет странного стиха,
Пойми дрожащею душою
Весь ужас пьяного греха,
Открытый женщиной нагою.
Ее глаза и грудь ее
Обожжены соблазном яда, —
И греза жадная моя
По ней скользит, как тело гада.
Здесь сон и дерзкие мечты
Сплелися тягостным узором, —
И развращенные черты
Оправданы печальным взором.

Семирогий, семиокий Агнец древнего креста
Появился, освящая неба райские места.
И Сидящий на престоле, посреди семи отцов,
Книгу подал, указуя знаки вещих мудрецов.
И читал безгрешный Агнец все пророчества святых
И в душе алело пламя у Того, Кто жизнь постиг.
И тогда святые старцы гусли подали Христу,
Протянули с фимиамом чаши светлые Ему.

Агнец жизни семирогий, Ты достоин книгу взять;
С этой книги семь печатей властью Бога можешь снять.
Все колена и языки, все народы, племена
Искупил Ты своей кровью и расторгнул времена.
Тысяч тысячи престолов и служащих Богу сил
Агнец добрый, семиокий кровью жизни освятил.
Ты, Сидящий одесную, книгу жизни можешь взять;
С этой книги семь печатей властью Бога можешь снять!