Пищеблок меня любит. Мне здесь хорошо. Это тёплые люди. Проверять закладку продуктов – моя обязанность, но мне она не в тягость, а в радость. Другие врачи пищеблок не любят. Они пытаются уличить поваров в воровстве. Я не пытаюсь. Эти люди работают за гроши и выживают как могут…
Наша любовь взаимна.
Мне 26 лет.
Глубокий вечер. Театр. Я больше не работаю в нём. Нашу премьеру давно сняли из репертуара, а мой друг и партнёр Эдуард умер.
Меня пригласил один из моих друзей-вахтёров переночевать в театре, потому что деваться мне некуда – последний поезд на Висагинас уже ушёл, а денег на отель у меня нет.
Я из гримёрки пробираюсь на сцену. Я хожу по ней взад-вперёд. Она чёрная и дощатая. В зрительном зале темно. Сиденья кажутся живыми и замершими. Как люди. Они замерли и молчат. И ждут.
Я сажусь на сцену, а потом ложусь на неё и целую доски. Я целую каждый доступный мне кусочек. Мне кажется, что сцена дышит. Я словно слышу её дыхание. А она слышит моё.
Мне 41 год.
Лариса Гатальская проработала в театре художницей больше сорока лет. Лариса осторожна и недоверчива. Она очень одинока. Мы сразу понравились друг другу.
Мы познакомились в бутафорском цеху. Волшебное царство, где прошлое, настоящее и будущее соединяются в многоцветный, переливающийся огнями воображения кристалл.
Очень быстро мы перешли на «ты». Для меня это естественно. Для неё – нет. Оттого я ещё больше ценю это доверие.
В дом её родителей в Пабраде я попала спустя несколько лет. Её племянник Виталик, чудесный человек с золотыми руками и несложившейся жизнью – великий мастер наловить раков и рыбы, приготовить шашлык.
Пабраде. Конец сентября. Поздний вечер. Мы сидим с Ларисой и Виталиком за столом перед домом. Совсем темно. Надрываются кузнечики. Довольно тепло. Завтра пойдём в лес за грибами. Каждый новый лес для меня – праздник.
Сегодня днём Лариса читала мне свои стихи. Я ей – свои.
Уже почти двенадцать.
Завтра будет новый день.
Мне 42 года.
Раннее утро. Зима. Январь. Морозы лютые. Моя электричка следует из Петербурга в Зеленогорск. Я еду на работу в посёлок Ушково, где находится туберкулёзный санаторий «Жемчужина».
Я выхожу из электрички. Наверно, градусов тридцать мороза. Не меньше. Подхожу к остановке автобуса. На нём ещё полчаса езды до санатория.
Вижу, что там уже собрались рыбаки со своим оборудованием – бурами, чтобы просверлить лёд на заливе, удочками и раскладными стульями.
До автобуса ещё полчаса. На остановке есть киоск, где можно выпить кофе и купить какие-то мелочи. Я захожу внутрь, чтобы постоять там до прихода автобуса, чтобы не мёрзнуть на остановке. Продавщица быстро поняла, что покупать я ничего не собираюсь, и говорит: «У нас не зал ожидания. Или покупайте, или уходите отсюда». Я молча ухожу.
Смотрю – на остановке стало ещё больше рыбаков. Они уже не внутри неё, а там, где, вероятнее всего, остановится автобус. Я иду к ним. Подходит автобус. Каким-то чудом я втиснулась в него. Теперь главное – чтобы не вышибли на остановках. Едем…
Мне 27 лет.
Петербург. Концертный зал «Олимпия». Концерт и награждение лауреатов фестиваля песни, на котором мне достался диплом лауреата арт-жюри фестиваля. Вручить мне награду за мою песню «Постой, мой миг» вышел председатель жюри Юрий Томошевский. Его имя начало греметь в России, когда после турне по Европе и Америке с моноспектаклем «Блистательный Санкт-Петербург» он создал в Северной столице свой собственный театр «Приют комедианта».
Он лёгкой пружинистой походкой подошёл ко мне, взял у меня микрофон и долго говорил обо мне хорошие, добрые слова. Но я была так потрясена и растрогана, что ни единого слова не помню. Только помню, что это было прекрасно. Он поцеловал мне руку, и наши взгляды встретились. Его глаза сияли. Давно никто на меня так не смотрел.
Мне 25 лет.
Петербург. Отделение переливания крови в большой больнице. Моя задача здесь – определить группу крови, резус-фактор и иногда, в экстренных случаях, провести индивидуальный подбор крови для немедленного переливания.
Я настораживаюсь. Уже третий раз через мои руки проходит донорская кровь для мальчика в отделении реанимации.
Мальчику 16 лет. Его зовут Саша.
Через неделю я узнаю, что он умер. Он поступил в больницу с врождённым искривлением носовой перегородки. Он спортсмен. Лучше бы исправить…
Исправили.
Неудачная операция. Гематома. Лоботомия.
У родителей единственный сын. Я его никогда не видела, я его не знала.
Читать дальше