Яков Есепкин - Эфемериды

Мы станем падшим ангелам служить,
Исполним на века предназначенье,
В лакейских и кладовках будем жить
И там внимать Господнее реченье.

Любовью расплатились по счетам
И заняли холопам щедрой славы.
Ко тратным неотбеленным холстам
Днесь выйдем – всетемны и величавы.

И вот они, иные времена,
Пророчествуют жалкие калики.
Высокие забыты имена.
Во плесени купаются владыки.

Привнесена во храмины хула,
Слезами позалили злато-струны,
Убийц от поминального стола
Не оторвать и силою коммуны.

Пал Китеж-град, в Арзрум и Эривань
Лишь стража тьмы приличественно входит.
Персты на пересылках не порань,
Пусть под столами яства знать находит.

Где крест наш и венец – в золе они,
Сверкают разве адские цесарки,
Губители холодные одни
По кругу погребному водят чарки.

Алмазы это жалкое питье
Наружу исторгнет, а мы их бросим,
Трапезничайте, ироды, жнивье
Гортензии завьют, ужо искосим.

А косы наши острые давно
Свивает золотушная терница,
Любили чернозвездное вино:
Так будет вам вельможная темница.

На раменах у нас кресты лежат,
Иль снять сии горящие распятья,
Кривицкий василек елику сжат,
Искритесь, херувимские обьятья.

Сколь чарки соалмазные мелки
И чашечный фаянс августом значен,
К трапезным ледоносные цветки
Снесем, хоть каждый пламенем охвачен.

Не дичи ли у августа просить,
Мы были в мире нищими царями,
Начнут по венценосным голосить,
Синицы всех отыщут за морями.

Когда величье эра узнает
И ангелы над безднами летают,
Лишь царственный юродивый не пьет,
Кащеи золотые лишь считают.

Алмазы не к вину, а ко венцам,
Идут они высокому сословью,
Бесплодным небожемчугов ловцам
За них не рассчитаться даже кровью.

Жемчужную сукровицу Звезда
Пресветит двоелучием холодным
И патина зерцальная тогда
Отпустится эпохой нищеродным.

Нас только смерть поднимет на щиты
И завернет в холстинные знамена,
И к высям – во бесславие тщеты –
Мы взденем перебитые рамена.

Мы и мертвые будем во злате гореть,
Погасить ли святые огни,
Голубки залетят, а и нам умереть
Невсебранно в Христовой тени.

Разольется великая мгла на дворах,
Только мы и пребудем светлы,
Страшно это мытарство о черных юрах,
Где сребрение тягостней мглы.

Диаменты нам бросят и цвет-васильки,
И увидит Господь со Креста,
Как мы истемна желтые вьем лепестки,
Наша смерть золота, золота.

Пока еще земная длится мука,
В седой воде горит реальный свод,
У жизни есть надмирная порука,
Которую ничто не разорвет.

И к вьющемуся золоту простора
Сквозь требник черноблочной пустоты
Сгоняет неизбежность приговора
Последние тяжелые мечты.

Накат небес, загробных кущ темнее,
И черный снег, поставленный сгорать
Меж бездн столпом, – чем ближе, тем страшнее
Держаться за пяту и умирать.

Днесь трагик перед взором Мельпомены
Робеет, и клянут материки
Не видевшие огнеликой сцены
Чердачники, парчовые сверчки,

Да на подмостках спят ученики
Пред серебристым взором Мельпомены;
Днесь листья попадаются в силки
Кустов, а жизнь рождается из пены

И к телу приколачивает явь,
И в опере поют басами черти,
И ты в душе оплаканной оставь
Все, должно тлеть чему и после смерти.

Оставь, как оставляют навсегда
В миру по смерти красной упованья,
Теперь сочится мертвая вода
Меж губ и ложно молвить дарованья

Огонь и святость боле не велят,
Пусть лгут еще певцы и словотворцы,
Им славу падших ангелов сулят,
А мы, Фауст, преложим разговорцы

Пустые, хватит этого добра
В изоческих юдолях, за надежды
Оставленные дарствовать пора
Черемников, ссеребренные вежды

Потупим и зерцальницы в желти
Свечной преидем благо, адской флоры
Церковные боятся, но прости
Сим юношам и старцам, Терпсихоры

Иль Талии не знавшим, им одно
Сияло богоданное светило,
А мы и четверговое вино
Пили, и благоденствовали, мило