Яков Есепкин - Эфемериды

Где сейчас наши алые свечки,
Время им возгораться-цвести,
Херувимские кровью сердечки
Обводить и чудесно тлести.

Ставь, братия, холодные вина
И хлебовниц изыски на мел
Скатертей, именитств сердцевина
Днесь для тех очевидна, кто бел.

Зря мешали нам белые сучки,
Мы со Господом лишь говорим,
Левоперстные жалуем ручки,
Хорошо, хорошо ведь горим.

То серебро, о коем пеяли
Херувимы в эдемских садах,
С течной кровию иды ваяли,
Сех фигурники тлятся на льдах.

Знай, мы столько избыли страданий
Ибо к присным цветам вознеслись.
Только после прямых попаданий
На века разрывается высь.

Если можешь ты зреть и сквозь нети,
Муку смертную благослови,
Надо мною созвездия эти,
Словно вечные раны в крови.

Сие зрят очи Прозерпины –
Чернопрогонный интерьер,
Универсальные картины
Под желчным сводом тонких сфер.

Мрачней и уже промежутки.
В стальные залы поездов
Тоскливые вдвигает сутки
Седое пламя холодов.

Явь гасит смерти постоянство,
Солнцестояние зимы
Летит в последнее пространство,
И лежа едем в бездну мы.

В серебристый оклад убрали вещуны
Богопервенца днесь и пируют покуда,
С ложей змеи вползли в наши тлумные сны,
Что вещали страстным избавленье от блуда.

Только минула жизнь, завилися листы,
В присных царствах они пурпурою сгорели,
Вижди, Господи, чад углевые персты,
Оттекли через их на репей акварели.

Но прощенья теперь паки рано алкать,
Бутафорские ж те оказались белила,
И хотели зело чернецы помыкать,
Ан и Смерть нам равно хлебов зря не сулила.

Не писцы мы, Господь, не Твое мастаки,
Не треклятых ждали в водосвятье предтечи,
И казнят нас водой, как найдут мастерки,
Зри на мраморе стен расписанные стечи.

Помимо снега, врезанного в рунь,
Помимо вод небесного прилива
Ничто здесь не сохранно, вновь июнь
Поманит вечность роскошью порыва.

Весна, весна, легко тебе гореть
Над куполами, в мороке простора,
Сердец еще нетронутую треть
Клеймить сусальным золотом собора.

Иные в небесах мечты парят,
Другая юность в нети улетает,
Висячие сады пускай дарят
Листы ей, кои Цинтия читает.

А мы пойдем по темным царствиям
Скитаться, по истерзанным равнинам,
Юродно бить поклоны остриям
Крестов и звезд, опущенных раввинам.

Как в жертвенники Пирра, в тьмы корвет,
Вонзятся в купол славы снеговеи,
И новых поколений палый цвет
Окрасит кровью вербные аллеи.

Пойдем, нас в этом сумрачном лесу,
Какой теперь зовется Циминийским,
Ждут фурии чурные, донесу
К читателю, ристалищем боснийским,

Скандалом в государственных кругах,
Затмивших круги дантовского ада
Иль сменой фаворитов на бегах
У Фрэнсиса, а то (веков награда)

Известием из Рима о суде
Над орденом невольных тамплиеров,
Точней, об оправданьи их, нигде
Святее нет суда для землемеров

И каменщиков тайных, славы лож
Масонских не ронявших без причины,
Чем в славном Ватикане, надо все ж
Сужденье прояснить, зане личины

Иные и известных помрачней
Терзают без того воображенье
Читательское, треба наших дней
Порой такое голоса луженье,

Уныло вопиющего в нощи
Пустой и беспросветной заявляет,
Картин (их в каталогах не ищи)
Мистических такое выделяет

Порой средоточенье, что ей-ей,
Уместней разобраться в апокрифах
Времен средневековых иль полей
Элизиумных, рдеющих о грифах,

Слетающихся тучах воронья,
Посланников аидовского царства
И вестников его, еще жнивья,
Винцентом печатленного, дикарства

Засеявших, итак, скорей туда,
Читатель дорогой, где нас черемы
Извечно ждали, где с огнем следа
Не сыщешь человеческого, темы

Рассказа не меняя, устремим
Свои благие тени, а собранье
Прекраснейшее буде утомим,
Тотчас замолкнем, скопище баранье,

Увы, предолго зреть нам довелось,
Пергаменты козлиные и рожи
С рогами извитыми (извилось
В них вервие само, которым ложи