Аринель Волшебная - Любовь, чай и кофе

Не мое…

Ты не мое море.

Мое не отправит меня на берег.

Ты так ничего и не понял,

Я тоже не понимаю, веришь…

Винить тебя больше не за что.

Уйди по-английски, закрой окно

Внутри уже что-то произошло,

Или нет. Не узнает наверно никто.

Не вяжется рифма, пора в отставку.

Или в прозу, которая не спасла.

Вношу в душевные раны правки.

В справке пишут «не зажила».

На балконе пассивно курю с соседом.

Мы не знакомы, но так почему-то легче.

Тёплой ночью я кутаюсь тёплым пледом,

От поступков холодных твоих в летний вечер.

Опоясываясь стихами, можно уже подвести итог.

Я не плохая, нет. И ты тоже.

Друг от друга нас кто-то с тобой уберёг.

Уравненье из двух неизвестных решить невозможно.

Тебе

Последний вагон поставлен на рельсы,

Я еду обратно к тебе, запивая печаль сладким чаем.

Я как всегда пропустила все предыдущие рейсы,

Убеждая себя, что я больше совсем не скучаю.

Граммофон тихо крутит пластинку из старых песен,

А я слышу твой голос, как будто сошла с ума.

Мир большой, от того и безумно тесен…

Мир больной… я давно заразилась сама.

А душа твоя, словно перрон на вокзале:

То переполнена, то неприлично пуста.

Ты без чувств, или нервы твои из стали?

Я тебя разгадаю, когда досчитаю до ста.

Я вернулась сказать тебе что-то важное.

Улыбайся почаще, спи крепко… и что-то дальше.

Я начну тебе письма писать бумажные.

Буду складывать в ящик и не отправлю даже.

Я ловлю на себе твои взгляды ежесекундно,

Подсознанье в отключке, система не отвечает.

Речь потеряна, говорить до безумия трудно.

Допила наконец свой остывший и сладкий чай.

Ну приехали. Всё, конечная.

И опять все стихи про тебя.

Эта теория безусловно и точно вечная.

Ведь ты думаешь, что читаешь не про себя.

Море.

Море тонет…

Огонь сгорел изнутри полностью.

Ты – море.

Я огонь догоревший к утру в пропасти.

Мы знаем.

Знаем стихи свои наизусть ночью.

Мы – знаки.

Знаки судьбы. Верь в неё, если хочешь.

Мир точка.

Или многоточие, что останется после нас.

Это не точно.

Решайся. Ни в понедельник, ни завтра – сейчас!

Просто останься.

Это так больно – дышать одиночеством.

Без шансов.

Никаких вторых шансов, даже если так хочется.

Мы тонем.

Тонем в друг друге и по отдельности.

Я – море.

Ты – огонь, состоящий из бесконечности.

Мы числа.

Бесконечность нулей в двоичной системе.

Миллион мыслей.

Миллион единиц. Ты программа, я схема.

Жизнь линия.

Ломаная, кривая? Узнаем после…

Небо синее,

Но усыпано яркими звёздами.

О главном.

Что одновременно счастье и боль.

Что ж, ладно.

В начале про море, в конце про любовь.

Не о любви

Давай сегодня не о любви.

Спички гаснут и чай до предела остыл.

Помолчим? Хочешь, слёзы мои лови.

Мне достаточно, чтобы ты просто был.

Свет фонарный из окон – почти прожектор,

Занавески постираны, душу закрыть уже не чем.

Мы с тобой, знаешь выбрали странный вектор,

А точнее неверный для нашей встречи.

Ты сыграй на гитаре в два ночи на кухне,

Чтоб я пела под нос себе что-то грустно.

О любви уже поздно, сейчас все рухнет.

Чай холодный ведь тоже уже невкусный.

Всходит солнце. В бокале заварен кофе.

Под рубашкой осколки убитого горем утра.

Фотография юности в полупрофиль.

Кекс не свежий, посыпанный сладкой пудрой.

О любви больше не с кем и не зачем.

Тут гитара твоя, на которой совсем не умею играть.

На диване футболка и всякие разные мелочи,

Только ты ничего не спешишь у меня забирать.

Приходи. О любви, обещаю, не буду.

Просто чайник согрей на плите у окна.

Не в моих интересах ругаться и бить посуду.

Ты уйдёшь, я останусь как раньше одна.

И никто уже точно не знает, как правильно.

От весеннего горького воздуха сердце сжалось.

И вопрос задаю себе утром заново.

Может быть о любви? Да, пожалуй.

Из детства…

Ожидалась посадка на скорый поезд.

Он из юности ехал в детство.

Я потратил всю жизнь на бессмысленный поиск.

Но от первой любви не бывает средства.

Я вчера опоздал к тебе.

Мой билет недействителен в кассе.

Я пока ещё не простил себе,

Что обидел тебя в третьем классе.

Я любил твои косы, и как ты злилась.

Дула щеки, но нежными были глаза.

Как я ждал, чтобы детство опять повторилось.