Дмитрий Власов - Я прикасаюсь. Книга стихотворений разных лет

Если чудо произойдет

В час грядущий разрядного блуда,

Удивится один лишь тот,

Кто и в детстве не верил в чудо,

Кто не знает, что просто оно

На чердачном полу вздремнуло

И молящий взгляд за окном

По беспечности обмануло.

Балаганчик! Балаган!

Небо – серый купол.

Назло всем своим врагам

Люди любят кукол.

Свет искусственный. И снег

Неживой, незрелый

В пальцы тянется ко мне -

Белый и дебелый.

А внизу в лучах плывут

Крашенные лица,

И смеются, и ревут,

Чтоб нам веселиться.

Больше шуток, меньше дум -

Зря ли шут старался?

Только я один в ряду

Что-то растерялся.

Слева, справа – все оскал,

Всюду – клоунада.

Как же я сюда попал?

Мне ж сюда не надо!

Только я не ухожу,

Двадцать лет я в ложе.

Двадцать лет я здесь живу,

Улыбаюсь – тоже.

Балаганчик! Балаган!

Фонари, паяцы…

Все проходят по ногам

И в кружок садятся.

Кто здесь зритель, кто циркач?

Перепутать если?

Где здесь смех, а где здесь плач?

Есть ли жизнь? Смерть – есть ли?

Уметь за домами увидеть город,

Услышать музыку в камне и вне камня,

Увидеть то, чего нет, и трогать то, что есть -

О провидение, дай мне, дай мне!

Если я смогу быть там, оставаясь здесь,

Если я смогу написать о том, чего нам не найти,

И про то, что лелеет в душе самый яростный циник,

Значит, путь свой смогу не напрасно пройти.

***

В любое время года, в любое время суток

Посмотри в окно.

Но не в даль, а как будто

Глухая стена пред тобой,

И ты хочешь увидеть,

Что спрятано ныне за ней.

И если вино на крови и из тела хлеб

Не чужды тебе,

Увидишь ты надписи на стекле,

Как будто алмаз пробежал

По гладкому кварцу в мгновение ока

И стал звездой.

И про веру свою, и про все, чем живешь ты

И будешь жить,

Ты прочтешь на стекле,

И то будет честнейшая правда.

И ты можешь разбить стекло,

Только запомни,

Что эти слова

Не дадут тебе спать.

И от свежих ветров с океана

Не будет щита.

***

За стеной в поздний час

По-дурацки смешно.

Целоваться сейчас

Там при всех не грешно.

Чуть вина – веселятся

Там, песни поют.

Не дает им кривляться

Их домашний уют,

Ну а здесь, вдалеке -

Не зевай, домосед,

Ты с судьбой налегке,

Ты без клятв, как без бед.

Не успел – опоздал

Влиться в избранный круг,

Не явился на бал

Развеселых подруг.

Вот веселье погасло,

И расходятся пары

Подливать ему масло

В шрамы сердца для жару.

Закрываются двери,

Окна черным блестят,

А его, словно зверя

Черта с два приютят.

Не пускают в каморку,

Сунулся – на запор.

Ходит, как перед поркой,

Словно загнанный вор.

А за дверью соседней

Разомлела в грехе

Та, кого он намедни

Равнял с богом в стихе.

Но стаканчик найдется,

А с ним мудрость придет.

И герой улыбнется,

Прежде чем упадет.

Выпив, о поцелуе

Он не будет тужить…

Но помолимся всуе,

Чтоб ему согрешить!

***

Я видел, как живут богато,

Когда спускался к Нептунам.

Там всюду – жемчуга и злато

И звезды, что не снились нам.

Я видел, как живут беспечно

В морской холодной глубине.

Я видел рыб, живущих вечно

Там, где темно, на самом дне.

Потом все реже стал я видеть

И рыб, и жемчуг, и моря -

И не в таком, как прежде, виде,

И их уж не боготворя.

***

Ты из крыла живого соловья

Мне на ладонь горячей крови брызни.

На эти капли променяю я

Все двадцать лет моей бескровной жизни.

Ты мне в мороз, в заснеженную грусть

Каштанов дай горячих на ладони.

И пусть на Невском оживают кони,

А по Тверскому пройдет Пушкин пусть.

Пусть будешь ты, которой нет в помине

В саду, почившем в саване зимы.

Пусть будет так, как мы хотим отныне,

Если, конечно, просто будем мы.

***

Я въеду в Белый Город на Ослице,

Еще в пустыне отпустив коня.

И морды я легко приму за лица,

Не разобрав, что те бранят меня.

Тому, кто в след мне плюнет с кислой миной,

Я подарю букет пахучих трав,

И буду горд я дружбою ослиной,

Не требуя ни почестей, ни прав.

Что добровольно нищие – блаженны,

Здесь позабыли, медный сор гребя.

Здесь лечат от зараз, дырявя вены,

Только затем, чтобы спасти себя.

Если здесь есть о женщинах забота,

То лишь затем, чтоб краше класть в гробы.

Здесь есть одна цена веселью – рвота,

А люди – слуги собственной судьбы.