Татьяна Ляшенко - Рука касается руки… Стихи

Спрятавшись в ноябре
Под запыленной мглою,
Бабочкой в янтаре
Заперто здесь былое,

Свернуто в узелок,
Чтобы никто не выдал;
Рядом с ним дремлет бог,
Хрупкий железный идол,

И, говорят, в ночи
Слышно чуткому уху,
Как сердце его стучит
Сумеречно и глухо;

Каждый его удар,
Шороха леса тише,
Тоже положен в дар —
Всякому, кто услышит.

Между завтраком и обедом
Я лежу, укрытая пледом,
И тревожно переживаю
Неожиданный День сурка:
Время словно остановилось,
За окном свирепствует вирус,
Бесконтрольно теперь гуляют
Только кошки и облака.

Между завтраком и обедом
Втихаря завидую шведам
И немножечко белорусам —
Но не очень, а так, слегка.
Если вдруг засну ненароком,
То увижу во сне глубоком,
Как по миру легко и просто
Бродят кошки и облака.

Между завтраком и обедом,
Полусном или полубредом
Контрабандой впущу немножко
Заоконного ветерка,
И, к стеклу прижимаясь ближе,
Нечто важное я увижу:
Во дворах облака как кошки,
В небе кошки как облака.

Бреду от тупика до тупика,
И кажется, что двигаюсь кругами,
Но путь, что возникает под ногами,
При каждом шаге непонятно нов.
(Мне, как обычно, не хватает слов
Для истины – для лжи всегда хватает.)
Упрямый призрак в воздухе витает,
Сгущает тени, навевает сны;
Рельефный выступ каменной стены
Из темноты он лепит, как из глины,
Окно, и стол, и силуэт мужчины,
И сумерки в плену оконных рам —
Приём, доступный только мастерам.
В немом восторге от его работы
Иду – и не считаю повороты,
Забывшая про пол и потолок,
Начитывая свой мартиролог,
Иду к давно определённой цели:
Мне обещали свет в конце туннеля,
А также крылья цвета молока.

Аритмичные мысли с трудом превращаю в слова,
хоть и хочется в них заключить мою грусть и усталость.
Все системы зависли, лишь гулко шумит голова;
от чужой болтовни только лёгкая слабость осталась.

День похожий на день: по дороге зайду в магазин,
поброжу вдоль аллей, отвлекусь от любимой работы…
Что, простите, за хрень! Хоть не верь предсказаньям И-цзин —
но выходит, что в ней всех симфоний записаны ноты…

Я не буду простой —
эту роскошь мне вряд ли купить
за сомненья мои и желание прыгнуть повыше.
Уплачу за постой – вот и всё, что сумела скопить…
Отгремели бои, канонады я больше не слышу —

это значит, что всё: можно просто работать, и жить,
и не ждать ничего, и себя понапрасну не мучить.
Кто себя не спасёт – тот не сможет другим предложить
даже тени того, что смягчит изначальную участь.

Как Платон из пещеры, я, может быть, выйду на свет,
прокляну эту боль, что глаза так мучительно режет,
но с вопросами веры сведу свои счёты на нет —
в окончательный ноль, от себя возвращаясь к себе же.

Сокровенный исток, нитевидный, потерянный пульс,
звук, за грань тишины уходящий по руслам артерий —
если это не Бог, то чего же тогда я боюсь?
Все иные смешны и совсем несерьёзны потери.

Я смотрю, мне кажется, в зеркало – но это не точно:
Может быть, это сцена в отчаянном свете рамп;
Может быть, в отражениях светильников потолочных
Разворачивается банальнейшая из драм.

Как будто я зритель, узнавший себя в актёре,
В невозможно родной асимметрии лица;
Как будто в случайно подслушанном разговоре —
Вся моя жизнь от начала и до конца.

Ведь это же точно мы – бесхитростные, нагие,
У древа познания стоим вплотную почти,
Но отчего вместо нас говорят другие —
Те слова, что нам так важно произнести?

В чужом исполнении те же радости и напасти —
Просты и естественны; не ясно лишь, почему
Одному человеку выдали столько страсти —
Я не понимаю и, видимо, не пойму.

И любопытно, и всё же слегка досадно,
Что так неуклюже кто-то наколдовал:
Мы с тобой из поколения теплохладных,
Выплюнутые Богом во временной интервал,

Где очень долгий ноябрь и обидно короткое лето,
Где райских садов не увидеть сквозь пепел и дым,
Где, героически погибая в борьбе за это,
Мы скучные пьесы играем пред залом пустым.