Анна Баркова - Возвращение - Стихотворения

Я надену черный платок,
Его до бровей надвину,
И встану на тот уголок,
И потешу мою кручину.

Еще издали я замечу
Брови строгие, яркий румянец.
И знакомые шаг и плечи.
Сердце бросится в трепетный танец.

Он пройдет, меня не заметит,
А я его взглядом окину,
И что-то на миг осветит,
Приголубит мою кручину.

Побреду я за ним украдкой,
Снег не выдаст меня, пожалеет…
О, с какой пугливостью сладкой
Я буду взглядом его лелеять.

Он захлопнет калитку. Я вздрогну
И, прижавшись к воротам, застыну.
Он не слышит, как в светлые окна
Зазвенела моя кручина.

Я холодную свободу люблю,
Холодный свет ослепительный.
Зачем же теперь ловлю
Этот взгляд с жутью томительной?

С прозрачно-холодным покоем
Прощается дух безрадостный.
Куда я смятенье скрою
И страх истощающе-сладостный?

Перед этой верой клонюсь,
Перед этим взглядом суровым,
И руками духа тянусь:
А где веры моей оковы?

Говорю двойными словами
Я, мятежница-амазонка,
А сердце плачет тайными слезами
Пугливой женщины-ребенка.

Много глаз на меня смотрело приветливо.
Но твердого взора я не нашла.
В них или ложь змеилась увертливо,
Или дрожала пустая мгла.

И все мне руку жали с опаскою:
Оцарапать боялись тело,
А я ждала сокрушительной ласки,
Крепкую душу выковать хотела.

И встретился мне один с лицом обычным,
В его глазах я прочитала милость.
Я вслед за ним пошла с смиреньем безграничным,
И что с душою моей случилось!

Она фарфоровой чашечкой была,
Раздробил ее молот грубый…
Зачем душистого чая я в чашечку не влила,
Чтобы его пили милые губы.

Мне нужно было душистого чая искать,
А не идти суровыми путями.
Не для фарфоровых чашечек борьба и тоска.
Разбитой чашечке — на сутки память.

Что это такое? Старое слово,
Чувство старое щемящее.
Только мука в этом вечно новая
И старит сердце скорбящее.

Живем мы в старом, становимся старыми
И старую смерть встречаем,
Но тешимся новых мечтаний чарами,
Опьяненно-наивными речами.

А если скажут: какой ты убитый!
Ответь: мне в старом тесно,
Ведь старое чувство бережно скрыто,
О нем никому не известно.

Я сердце душý одной рукою,
Другой поглаживаю с лаской;
А лицо настоящее грустно прикрою
Уверенной лживой маской.

Наверху вы что-то говорили,
А я стояла внизу у двери.
Траурные ткани душу покрыли,
Словно после тяжкой потери.

Окно широкое… свет равнодушный…
На рукаве слеза засияла.
Таясь, чьей-то пленницей послушной
Я внизу у двери стояла.

Издалека спокойными глазами
Меня вы держите в длительном плене,
И никогда не встать мне с вами,
Не встать на одной ступени.

Мой заочный властный учитель,
Моих младенческих лет свет,
Теперь вы стали невольно мучителем
Моих беззвездных двадцати лет.

Чего мне хочется — я не ведаю,
И за любовь прощения жду,
И на колени к шептуньям — бедам
Усталую голову я кладу.

Ответа нет. Не будет ответа,
Да и услышать ответ я боюсь.
Утони же, сердце мое, не сетуя,
Влечет ко дну тебя тяжкий груз.

Если б заранее о гибели грозящей
Судьба мне весть подала,
В подземелья, в лесные чащи
От этой встречи я бы ушла.

Синевато-серый дом
Мне давно знаком.
Но теперь я его боюсь,
Иду, тороплюсь.
Эти окна, широкий свет…
Дом глядит мне вслед.
Как лукавый чей-то рот,
Смеется оскал ворот.
Я иду… темнеет в глазах,
Нагоняет меня страх.
Серый дом, я иду, тороплюсь.
Отчего я тебя боюсь,
Отчего ты мне страшен стал?
Серый дом ничего не сказал.
В окна светит нежно тишина…
А я чем-то больна.

На веревочке я сердце водила.
Оно было умной собачкой:
Исправно, послушно служило,
Довольное скромной подачкой.