Валерий Королюк - Избранное-1. Итого - из разных книг за четверть века

Над страною моих товарищей —
Пеленой плывут облака…

Слишком много желтого,
Слишком мало красного.

Фонари тяжелые.
Облака ненастные.
Пламя еле теплится.
Дует от окна.

И почти не верится,
Что грядет – весна…

I. Вопросы

Которые времена – рассвет или средневековье?
Злобой или любовью набухла моя страна?

Люди или зверье топчут земли этой травы?
Низости или славы ждать еще от нее?

Сколько еще веков – предугадать возможно ли?
Дробь – по кому – тревожная
черных товарняков?

Чьи – под чечетку шпал – головы васильковые
Скосит, сомнет по-новому
старый лесоповал?..

II.

Я не знаю на все ответа.
Ты – не хочешь слушать вопросов…
Чуть коптят мои сигареты,
Жарко пышат твои папиросы.

И слова мои – голы, куцы.
Не в пример твоим – гордым, правым,
Оперенным огнем революций,
Призывающим жар расправы.

Мы с тобой одинаково колки,
Мы с тобой – одного поколенья,
Но когда озираешься (волком) —
Чуть дрожат у меня колени…

III. Оттепель

Завтра – снег!
Упадет и выстудит
Ободренные солнцем поля,
Злые вьюги смелей зарыскают,
Будет ворон оглядывать пристальней
Горизонты твои, земля.

Только на две краски поделена,
Станешь – дикою и немой —
От бессилия,
От безделия,
Отвратительного самой.

Только – черное или белое,
И другому не быть вовек…
Вот что завтра с тобою сделает
Снег.

Пастыря
бросают на расправу
пастве,
улюлюкая «Ату-у!».
Правильно
все слажено,
по праву
топчут овцы эту срамоту.
Волкодавы, отбежав в сторонку,
щурят в небо рыжие глаза:
над отарой – пыль да гомон громкий,
никого сейчас сдержать нельзя.
Истоптав останки Полубога,
выместив свою слепую боль,
все
угомонятся понемногу
и пойдут
лизать все ту же соль.
И все так же, пастбища раскинув,
перед ними выгнется земля…
Слаще нет – травы в стране родимой,
крепче нет – родимого гнилья,
лучше доли нет,
чем дружно, стадом
продолжать движение вперед!
Волкодавы – ближе,
ближе,
рядом.
Охраняют, стало быть, народ.

Тусклая, седая синева.
Изморозь на мордах лошадиных.
Тихие, бессильные слова…
Талый, с грязью, снег и – «Наследили…»
Что – паркет? О чем я?! – Боже мой…
Пусто как!
И – ветер – двери настежь!
Где-то – шепот, всхлипы.
Ножевой
раной – свет в окне.
Февраль. Ненастье.
Кипами
выносят за порог
оттиски души Его – бумагу…
Собачонка мечется у ног
и скулит.
Сугробы – белым флагом!
Право ж, это
мудро решено:
дабы славы
лишним
не нарушить —
рассортировать:
к зерну – зерно,
и – в огонь! – плевелы
(сиречь – душу?..).
Корчатся упрямые листы —
плоть живая умирать
не хочет.
…Строки биографии – чисты.
Утро на дворе. Досмотр – окончен.

«Погоду – угадаешь по приметам,
Но запросто обманчив внешний вид:
Ты награжден, отмечен, знаменит,
Увенчан даже званием Поэта.
Свои расценки у лукавых Муз, —
Не тиражи, чины да гонорары…
Торопятся поэты в Генералы,
Мельчает поэтический Союз…», —
Державин грустно черный кофий пьет,
Молчит и реже из дому выходит
(В округе ничего не происходит,
И вряд ли что-нибудь произойдет), —
«…Все требуют печатных площадей —
Как в Вечность пригласительных билетов.
И принародно плачется Фаддей,
Что Пушкина не видно средь поэтов».

Неромантическое время,
Пора практических забот.
Заброшены труба и стремя
И даже Флот
Давно не тот.
Рассвет не будоражит – будит.
Наивность – вызывает смех
(Всяк по себе другого судит,
Мол, общий грех:
«В пушку – у всех…»).
А песни? Песни! – в даль когда-то
Вели и звали: поспеши! —
Единообразны, как солдаты:
И хороши,
Да – без души.
…
Решив, что все – само – иначе
Пойдет,
Немного поворчит,
Потрет синяк да чуть поплачет
Илья,
В ночи
Упав с печи.