Все смолкло, тишина.
На город ночь пришла.
Во все углы прокралась тьма,
Но вот луна взошла.
И озорил все лунный свет,
Отправив тьму в далекое изгнанье.
И голубой разлился цвет,
Как неба южного дыханье.
Прохладой свежей дышит сад,
Фонтан белеющий струится.
И липы вкруг его шумят,
И им в тиши видать не спится.
Румяно утро душу греет.
Багрянец ранний нежит взор,
И ветер проснувшись в лазури повеет.
И вынесет думы твои на простор.
И мы, хотя живем в долине,
Но знаю и чувствую я,
Как зараждаясь на вершине,
Бежит воздушная струя.
На эти черные грамады,
Смотрю по целым я часам.
Оттуда к нам текут прохлады,
Ручьи и росы льются к ним.
Прекрасен мир, достойный восхищенья.
Где все в движеньи, свет уж дня струится,
Есть к чему душе стремленье,
Где все откроется и прояснится.
Под сводом облаков всходило солнце,
Прекрасный день природа возвещала,
Луне, едва заметною на небе,
Оно свиданье к ночи обещало.
И все в ночи бездушные картины.
Ты превратишь в поля, долины.
В твоем уныньи их согреет свет.
Уйдут сомненья, грусти больше нет.
И будет торжество природы,
Коснись лишь дремлющей струны,
Наполнит смыслом наши годы,
Поможет выбраться из тьмы.
Прекрасен мир, достойный восхищенья.
По их холмам скользит мой взор,
Ушли печали и сомненья.
Вновь сердце рвется на простор.
День догорает, ночь близка,
И гор ложится длинна тень,
Все тише тают облака.
Темнеет, исчезает день.
Ночь накрывает мир дневной.
Под ней исчезли исполины.
Тревожно тают их вершины.
Все совещаясь меж собой.
И над затихшею землею.
Уж ночь июльская блистала.
Еще горячая от зноя.
Она в зарницах трепетала.
В мир стало черное окно,
Очарование ушло.
Все в сладкий сон погружено.
Что в свете радужно цвело.
О чем грустить? Не хлопочи!
Чего желеть, о чем тужить!
Дневные раны сном лечи,
Все в жизни надо пережить.
На мир все гуще сходят тени.
В котором жить не суждено.
В наш век отчаянных сомнений.
Есть уцелевшее звено.
Там оживает все святое,
Тех лучших, дальних, светлых дней.
И только позднее былое,
Задержится в плену теней.
И там оно, как призрак бродит.
В холодной, ранней полумгле.
И в миг, как месяц с неба сходит.
Вступают тени на земле.
Я много отдаю, но мало получаю,
И, если бью кого, то самое себя.
Добро ли зло, я не всегда то знаю.
Удел творить добро не зря.
Одно столетие сменяется другим.
И наше общее небесное светило,
Свой круг начерченного года завершило,
И новый круг во след идет за ним.
Так все всегда, пройдут века,
Все неизменно в том же строе.
Все так же будет течь река,
Поля будут сверкать на зное.
А когда жизненные силы,
С годами станут убывать.
Без возмущения должны мы,
Росткам и солнцем место дать.
Уже не к нам приходят гости,
Не мы готовим для них пир,
Не надо затаенной злости.
На обнавляющийся мир.
А мы незримыми гостями,
Придем, покинув этот мир.
И там в молитвенном молчаньи,
Священно осветим их пир.
На всем лежит покой осенний.
Моей души полет над ней.
И грусно мне от тех мгновений.
От дней отпевших журавлёй.
Вот на прощанье крикнул дрозд.
Дрожит цветок Иван-да-Марьи,
И свечи первых бледных звезд,
Уносит отблеск полушарий.
Что ж! Отгоню я горечь тайну,
Испью я чашу бытия,
Сквозь боль в душе я вновь встречаю.
Как прежде новой песней я.
День догорал, лишь только пела,
Река в цветущих берегах.
Заря заката уж глядела,
Как небо гаснуло в лучах.
Внизу зелеными волнами.
Плывут притихшие леса,
Ночь входит тихими шагами,
Туман ложится и роса.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу