Я признан в Америке русским поэтом,
Еврей, я с гордостью принял это.
Но мне не нужны интеллект-салоны –
Служу я всем соплеменникам скромно.
Полюбите ученого-живописца.
Хоть он с виду и неказистый
Он умеет страсть и красоту искать,
И эпохе нашей труд его под стать.
Пишу стихи, картины создаю,
И добротой, надеюсь, всех согрею.
Все, что творю, я людям подарю –
Такую цель я бережно лелею.
Попадая на светские мероприятия,
Знать следует тот лоск восприятия,
Чтобы не краснеть от незнания приличия,
А легко вписаться в их обличье.
Мой город! Ни в какие времена
Лазурный камень изменить лица не может.
Архитектуры новь, увы, меня тревожит:
Востока облик всё трудней увидеть нам.
Давно ищу я формулу блаженства,
В науке, и искусстве – совершенства,
Чтоб вырвались в реальность все мечты,
Из пут обыденности нашей, суеты.
Смотрю сквозь пальцы на былых времен обиды.
Бывает, чутко вглядываюсь в небо –
Ловлю из воздуха я творчества флюиды!..
Еще, как прежде, закурить и ныне мне бы…
Пью из граненого стакана бренди:
Я на мальчишнике, с друзьями, в их фазенде,
Расслаблен, в незатейливой одежде,
И вторит океан моей надежде…
Бог создал иудеев,
Чтоб дать всем смысл бытья.
И ту его идею
Душою принял я.
Чем дальше я гляжу назад,
Тем глубже в будущее взгляд.
Народ мой, что века в пути,
Нас учит, как вперед идти.
Когда вижу мир реальный без обмана,
В свою душу я хочу нагнать тумана,
Чтобы ложь в политигре мне не ловить,
Призывать всех к дружбе и любви.
Но мне ясно, что не справлюсь я с неправдой,
И дыханье океана – мне отрада.
И надеюсь на потомков наших свято,
Что не быть им в жизни лживым стадом.
Пусть они стараются повсюду
Истину любви посеять люду…
Слушая кантора в синагоге,
И смиренно думая о Боге,
Кланяясь в молитве головами,
Вроде б облегчаемся грехами.
Каждого душа своё там слышит
В песнопений звуках, многостиший.
Только слышит ли всё это Бог?
Кто любимы, как бы им помог?
Видно, только скорбная душа,
Что, ведома совестью, пришла,
Там найдет грехов своих излет,
Если уж созрел для покаянья плод.
Бухарские танцы под небом азийским
Лучились порывом любви к друзьям.
В круговороте ладони лихие
Дарили отраду нашим глазам.
Мир тот плясал, пел, веселился,
Под радость седых отцов, матерей,
А дети учились восточной культуре,
Там впитывая дух общины своей.
С надеждой родители представляли
Судьбу детей их в стране родной.
Но жизнь по иному у нас случилась,
Мы ныне живём на земле другой…
Ах, яркий танец бухарский.
Не танец – любви азарт.
Такая бесценная радость,
Что даже – слезы в глазах.
Дутар и домбра будто пляшут
И звуки уходят во тьму,
Все наши ладони дружно
Протянуты миру сему.
Бухарско-еврейская пляска,
Сверканье весёлых глаз –
Еще не забытая сказка
Земли, где нет уже нас.
Подчас беспечно мы идём вперед,
Не думая, что будет, наперед.
И нашим детям, как и нашим внукам,
Осмыслить бы свой длительный поход…
Но мои мысли постоянно – с ними,
О том, чем жить им через много лет
И сохранится ли в них память
О тех, которых с ними нет.
Теперь ведь, в 21-ом веке,
Уже бегут иные времена
Не захлестнёт ли наши души
Стыда печальная волна?
Смогу ли я своею страстной речью
Увлечь сегодняшних ребят,
И отзовутся ль мне их дети?..
Всем в жизни предстоит найти себя…
– Я вопрос такой имею::
Разве плохо быть евреем?
– Как точней тебе сказать…
Им не всяк сумел бы стать!
Я то знаю – жизнь прожил:
Побеждал, но потужил…
Мы, эмигранты, все евреи,
И, конечно, не из Кореи.
Мы гонимы во всём мире,
Потому и меняем тут фамилии.
Ведь что сменилось для еврея?
Американский хлеб тут не вкуснее,
Но за ум здесь не гонимы,
А хотим принять тут псевдонимы.
Ну, скажите мне на милость,
Мастерство ума здесь изменилось?
Почему ж сейчас у наших юнцов
Жажда отказаться от имен отцов?
Но, как бы ни было нам тут,
Они за это вряд ли что-то ждут.
И их судить я не берусь.
Боюсь, что сам я тоже изменюсь…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу