Ирина Маркова: Благовещенье

Догорают свечи,
Догорает день,
Свет уходит в вечность,
И ложится тень.

Звоны, как с разбегу,
К небу поднялись,
Облаком и снегом
Принакрыта высь.

Покров родился над планетой
В глубинах вечной высоты,
Из снега сотканный и света,
Роняет белые цветы.

Преображён всего за сутки
Весь мир, дождавшийся утра,
Тюльпаны, розы, незабудки
В снежинках, выпавших вчера.

Над миром облачно и мрачно,
Но не теряют красоты
Из ткани снежной и прозрачной
Нерукотворные цветы.

Казалось, что они нетленны
На фоне улиц и дворов,
Но потеплело, и мгновенно
Растаял призрачный покров.

… Так на исходе листопада
Кружа, как листья, тают дни,
И от назойливого взгляда
Невольно прячутся в тени.

Осталось ждать совсем немного,
Когда нагрянут холода.
… Вдали заснежена дорога —
Ведёт неведомо куда.

Экклезиаст гласит: «Пройдёт и это».
Не стоит близко к сердцу принимать,
Что болью обернётся для поэта,
Другим – всего лишь жизни благодать.

В земных пределах многое понятно,
Теченье дней скрывает суету.
Весенний дождь неясно и невнятно
Пытается заполнить пустоту.

И я пытаюсь тщетно и лукаво,
Себе ни в чём признаться не хочу,
И оттого рифмованной отравой
Себе до боли душу полощу.

За опьяненьем следует похмелье,
Бессонниц непредвиденный черёд,
И как корабль опять сажусь на мель я,
Но выплыву, коль очень повезёт.

Экклезиаст гласит легко и мудро,
На мир людей взирая свысока,
За утром будет день, за ночью утро,
Чуть поболит – помучайся слегка.

Вот оттого рифмованной отравой,
Как водкой, заглушаю частый пульс.
О, Соломон! Ну как Вы были правы!
Мне невдомёк. Не знаю. Ну и пусть.

Экклезиаст – поэзии страницы,
Тебя я плохо знаю, но стремлюсь
Твоей воды, как мудрости, напиться,
Но вот себя пока ещё боюсь.

Экклезиаст, мне б мудрости немного.
У моря слов стою на берегу,
Но верить сердцу, как мы верим в Бога,
Не научусь. Не стоит. Не смогу.

Рассвет событья предваряет,
Осенне-зимний путь лежит,
Автобус время ускоряет,
И лес за окнами бежит.

Русь просыпается и дремлет —
Туманно-серый зимний край.
Когда-то снизошел на землю
Российский недоступный рай.

Сюжет несвязан и неясен
Из жизни полугородской,
И лентой речки опоясан
Кусок земли серпуховской.

Серп-месяц льёт и сыплет злато
На лес и тихие поля,
Полями исстари богата
Была Российская земля.

Лишь небо больше, чем Россия,
Цвет злата более, чем цвет.
Он – нимб, парящий над Мессией
Сквозь глубину двух тысяч лет.

Вздыхают маковки, как свечи,
И воздух льётся, как напев,
И тонет стройный храм Предтечи
В прозрачном кружеве дерев.

Нас этот путь не утомляет,
Один из многих на земле.
Автобус время замедляет,
Рисуя храмы на стекле.

Незримым ластиком стираю
Страницы внутреннего «Я»,
И многократно умираю,
Желая Воскресения.

Себя меняю и привычки,
Но сны не в силах изменить,
И детскую игрою в спички
Пытаюсь душу не спалить.

Пытаюсь избежать ожога,
А путь – как пёстрая верста,
И помощи прошу у Бога,
Прошу терпенья у Христа.

Пути расплывчаты и стёрты,
Плывут, теряются во мгле,
Но Воскресение из мёртвых —
Удел немногих на Земле.

Считая беды и утраты,
Мы забываем лишь о том,
Что прежде нужно быть распятым,
Чтобы воскреснуть со Христом.

Названье древнего местечка,
Земли священной – «Трегуляй».
Здесь, изгибаясь, вьётся речка,
И тихий край цветёт, как май.

Земля старинного Тамбова
Или тамбовской старины,
Под сенью неба голубого
Церквушки купола видны,

И крест возносится над нею
И прямо по небу плывёт,
В цветах широкая аллея,
Дорожка встала у ворот.

В сусальном золоте играют
Лучи, которым несть числа,
Небесный купол подпирают
И в речку смотрят купола.