Елена Лесная-Лыжина - Всем любимым посвящаю

Кто та, что ласкалась в одиночестве,
Перебирая пальцев капли свечи?
Как будто стыло лютое в пророчестве
Узоров белых жемчуга на плечи.

Струилось ласкою за полнолуние,
Сизых туманов в реку зашепчи,
Его любовь не дождь, волнение
Бегущих слез на жернова о камни.

Любить умела бережно движение
Влекущих ножен, точащих мечи.
Напомнить миг – лицо: мое сомнение
Он ждал лишь жизнь ее ночи.

Свобода писательского образа,
Душа современных проблем:
То, что волнует давно глаза,
Правда истории в нас насовсем.

Тем, кто нуждался, помогал
Симонов, как солдат партии.
По войне со штыком креста шагал,
Мертвым не больно в зачатии.

Как вписаться в новое время,
Вскочить на последнюю ступень
Вагона, везущего домой знамя?
В глазах рейхстаг, как темень.

Ну что пожелать? Испытать
Возможность проявления в деле,
Судеб людских и животных спасать
На нежном девичьем Земли теле.

Радостные новости распространяются
Быстро, так учит любовь
И встречи знакомых людей.
Верность – не денег капуста,
А череда ошибок, и надежда
Ценней. Тот, кто оставил жену,
С годами поймет, что она
Женщина всех его дней,
До колен поколений распято
Предательство своих же
Детей. Она лишена с брачной
Постели нежной заботы,
Но не ласки друзей, мужа,
Смеялись родные в заботе,
Как бы сделать невесте больней.
Вот и все, отзвучало набатом
Эхо брачных уз, и печати
Отсутствие все нужней.

Где шаг для раздвоения героя?
Вы спросите у белоруса В. Быкова.
Кто вышел из Хатыни поля
На родине без выстрела седого немца.

Его прощальные судьбою письма,
Где каждый шаг давался с боем;
Война, что прошла через душу века,
Потерян страх, забыто зло конвоем.

Жена писателя насоберет осколки
Разбитых окон в слежке телефона.
Соединит Москва души потемки,
А Беларусь напишет: он умрет не дома.

Малый выжил и окреп – Ф. Абрамов,
Из архангельской губернии мама
Староверка. В институте крепких лбов
Жалел, но началась война.

Тяжело ранен в ногу в ополчении,
Из госпиталя домой, где бабы
Фронт второй подперли в надрывании,
Все хозяйство, дети да полей ухабы.

Страшно вспомнить о смерше,
Старший следователь: не ждать,
Природа человека нужного в марше
Пока не изучена, жизнью думать.

Люди колхозной деревни страдали
От отсутствия оскуднения.
«Чем живем, тем кормимся», знали:
Писатель – это священник откровения.

Были просчеты советского времени,
Ходили в одних штанах,
Но великаны духа всех поколений,
Полеты в трудовых порывах.

Последний разговор нужен,
Чтобы влиять на ход дела,
В России путь истории сложен,
Не с краю была бы хата.

Я оставила многих без цветов,
А звонки, бандероли и надежды любовь
Отзвучит без ответа телефонов.
Слезы вечно капают, искаженные вновь.

Не надо объятий, их остыло
Тепло, на несбывшихся встречах
И отсутствия открыток давно
Обделенность заботой во всех вечерах.

Милый домик забытый с павшим мечом,
Где разумный вопрос: весь ответ.
Кто готов отмолиться шепотом
На заискивание с детских лет.

Той зависимости, без стыда и добра,
Где нет веры в Христа, не жена,
Ни гроша за радость, им пора
Забирать душу с ада, с вертела.

Моя любовь осталась, а его ушла,
Как сок черешни ярко-спелой,
Была ли так важна жена,
Наверное, не нужно быть тут первой.
Наивность, трепетность и чувственность жила
В ее руках, все прикасанья смелой
Разумности отринуты, а ночь темна,
Его дыханье на фате не страстно-белой.
Отводит взгляд, и радость выпита сполна,
Любовь в железной сетке равномерной
Отринутой судьбой в мой дом вошла
Как будто вдруг остыл муж к милой.