Александр Нартов - Миф о женщине

А я играю ей про то, что будет с нами,
Хотя не знаю сам, конечно, наперёд.
И безвозвратно время старыми часами
Неторопливо, тихо в прошлое бредёт.

Двор аккуратный,
Звёздные пятна
На небе, как ягода.
Сотни каратов
В небе распяты,
Но кто из нас прогадал?

Где изогнуты
Ветры-зануды,
С тобой расставались мы.
Им те минуты
Ставишь в вину ты,
Забудь их и пролистни!

Дождь волос,
Мелодия каблуков
В ночной тишине,
В свету городских огней.
Капли слёз,
И вроде бы как богов
Любовь, а над ней
Разлука – их страшный гнев.

Пальцы скользили,
Словно по лире,
По струнам твоих волос.
В дали, в близи ли,
Земли парили
Алмазами свежих рос.

Губ твоих пламя,
И зеркалами
Под светом луны глаза.
Крепкая память
Всё между нами,
Всё помнит, вернёт назад.

Словно туманность
Кружит зима нас
По воспоминаниям.
«Может останусь?», —
Шепчешь ты странно
Мне вечером раненым.

Мы ведь… а впрочем,
Прошлое – прочерк,
Я ведь тебя искал.
Новые ночи,
И одиночеств
Был наших разбит бокал.

Смирился с ночью – в ней мне не уснуть.
Луна плескала облака отвесно.
Рискну теперь вам пару строк черкнуть.
Пишу в любовь… нет! Что там! В неизвестность!

Кто вы теперь? В каких сейчас объятьях
Ваш стан? И если б только он – судьба!
А, впрочем, должен ли об этом знать я,
Кому вы дарите так мной любимую себя?

Признаться, мне давно ничуть не больно,
Когда я вспоминаю влагу губ,
Шлейф от волос, глаза и… но довольно!
Не то – ещё немного, и солгу.

Солгу себе, и вам, и даже Богу,
Что чёлку помню, как коснулась косо лба,
И локон, на плечо упавший строго…
Оказывается, так легко солгать!

Но вот рассвет – конец воспоминаниям,
Я к ним другой бессонной ночью возвращусь.
Теперь – расставить знаки препинания,
До новых полнолуний вниз спущусь.

К чему? Зачем? Мы так давно знакомы.
Чтоб многоточием абзацы отрезать?
Я допишу, нарушив все законы,
Мне ныне неизвестный адресат.

Когда луна, уже другая, перья
Высоких облаков в себя воткнёт,
О вас, моя любимая потеря,
Забуду навсегда я, исписав блокнот.

Письмо ушло, казалось, в неизвестность,
Остановить его, увы, не смог.
Но вот, спустя лишь месяц душно-тесный,
Пришло из неизвестности письмо.

И я узнал её изящный почерк
И лёгкое касание руки,
Которая с моей сомкнуться хочет,
С другим смыкаясь, чувствам вопреки.

В строке неподражаемо-дрожащей
Волнения тревожные рывки.
Она, конечно, также хороша, чей
Профиль, чьи черты мне так близки.

Те губы, что я целовал во мраке…
Она всё помнит – это видно по словам.
И строчки плавно плавали в бумаге,
Любовь тонула, но не гасла там.

А строчки стройные ныряли без стесненья
В простое прошлое, в наш светлый, грешный рай,
Теснились спешным на листе тисненьем,
И даже в крик – «Скорее!», «Режь!», «Ныряй!»,

«Порви!», «Сожги!», «Оставь – ведь всё же память!», —
Наперебой словами сыпали листки,
Да вот душа лишь одного желает —
Взглянуть в глаза ей, полные тоски,

В которых полночь проблеснёт блесною,
А может быть, не полночь? Просто страсть?
Рождённая той самою тоскою,
Что эти строчки вылила, быстра?

Уже неважно – волосы льняные
И губы – чуть заметные штрихи…
Небесные мотивы иль иные
Её создали в буйстве всех стихий?

Она – венец творения, наверно,
В ней всё обычно, просто, лишь иной
Квадрат незапечатанный конверта
Плескает чувства чашей-тишиной…

Застыв в оцепенелом оцепленьи,
Покрыв бумагу частою тесьмой,
Текла строка. И сделалось теплей мне,
Держа в руках из Верности письмо…

Октябрь – безлюдный перекрёсток
Зимы и осени цветной,
Той, что так незаметно, просто
Рябиновое пьёт вино.

Уже та ночь дождём стучала,
Взгляд в пустоту был устремлён.
И двое встретились случайно
На перекрёстке двух времён.

Мы были близкими по крови,
На первом тающем снегу
Мне ничего не надо, кроме
Глубоких глаз, волос и губ.