Полина Корицкая - Плакать в самолёте неприлично

ну что ты теперь не знаю пойду в ларёк
где персики на развес мутят азербайджанцы
может на птицеферму там детям дают паёк
и говорят раз в месяц даже бывают танцы

жалко вообще ну что же теперь бывай
Лена помоет кружки а Катя столик
чисто в пивной валяются только два
фартука да за дверью нечаянный алкоголик

Если я вместо кофе насыплю цикорий
И не дрогнет при этом ни мышцей нога,
На меня поглядит черепаха Григорий
И цинично заметит: «Ага».

Черепаха Григорий застынет с кусочком
Розоватой креветки над мудрой губой,
Потому что он знает мою оболочку,
Потому что скорбит над судьбой.

Если я попытаюсь налить себе яду,
Потому что «как можно» и «сколько ещё?»,
Черепаха Григорий отрежет: «Не надо»,
И слегка затрясётся подобие щёк.

Черепаха Григорий, черепаха Григорий,
Мой унылый, стареющий мой Гиппократ!
Разве может быть в жизни какое-то горе,
Разве смерть обязательна, брат?..

Черепаха Григорий, съедая останки
Мелюзги, что вчера ещё плавала в тур,
Но попала куда-то в подвалы Останкино
Под воздействием низких температур, —

Доедая её, черепаха Григорий
Не ответит, но так поглядит в никуда,
Что захочется просто поехать на море.
И Григорий моргнёт:
«Когда?..

а может быть взять уехать
а может быть к чёрту всё
а может быть и не к спеху
успеется то да сё
а может быть Липецк Витебск
Орёл Воркута Сибирь
а может быть выпить с Витькой
хотя бы какой кефир
стихов почитать с Серёгой
за жизнь побазарить да
есть даже на дорогу
еда

Проснёшься и рассыплешься на части.
Но говоришь себе в который раз,
Что ощущенье острого несчастья —
Всего лишь гормональный дисбаланс.

Что всё поправит мелкая таблетка.
Что ты на самом деле не один.
И надо не оплакивать жилетку,
А лишь чуть-чуть поднять серотонин.

Вкрутить недостающее железо,
Восполнить получившуюся брешь.
Ешь курагу: она тебе полезна.
Ешь, сука, ешь!..

Ты изучаешь вечную таблицу,
И Менделеев вертится в гробу,
И вертится за окнами столица,
И звёздочка вьетнамская во лбу.

Не отвечает Дмитрий свет-Иваныч,
Где отвалился главный элемент, —
И почему всё принятое на ночь
К утру обратно сводится на нет.

плакать в самолёте неприлично
в этом положении дорожном
плакать в самолёте неприлично
ну а дома вовсе невозможно
по прилёте я схожу на рынок
и куплю два килограмма лука
буду чистить чистить чистить чистить чистить
буду резать резать резать резать резать
заливаться длинными слезами
нестыдными законными слезами
говоря спасибо тебе луку
за такую тонкую услугу

Не случается глупых аварий
На миру за Садовым кольцом,
Пока Таня незыблемо варит
Первичный бульон с яйцом.

И яйцо, со вторичностью споря,
Отпустивши свою скорлупу,
Опускается с плавным напором
И вращается, как хулахуп.

Таня газ на плите выключает,
Разливает по чашкам бульон.
Тихо дремлет такими ночами
Беспокойный обычно ОМОН.

Хлеб ложится скупыми ломтями,
Таня крошки роняет в подол.
Не толкаются люди локтями,
Не кладут под язык валидол.

Может, даже печальный «Титаник»
Устранил бы опасную течь,
Если б Таня поставила пряник
Своевременно в тёплую печь,
А потом бы покрыла глазурью,
Окунула бы в пудру его…
Только Таня не мается дурью,
Как бы ей ни хотелось того.

Таня кнут выпекает из теста.
Хворост – незаменимый десерт.
И спасибо, что нам неизвестно,
Что же Таня пошлёт на обед.

Я помню детство. Аньку с Лилькой,
Дворовый облачный физалис.
Мы ели макароны с килькой
И никогда не наедались.

Мы ни о чём ещё не знали,
Хоть знали больше, чем пора.
Дядь Слава выправил педали,
И мы рулили со двора.

В дороге стал внезапно велик
Мне мал, да и девчонкам – мал.
Мы кильку красную доели,
Но не вернулись по домам.