Array Антология - Зимние сны

Снова точно в назначенный срок
разгорается точка востока.
Так ли ты в небесах одинок,
как я здесь – на земле одинока?

Чем же пахнет осенью так сладко?
Не понять, да и не в этом суть,
просто за кладбищенской оградкой
хочется на лавочке заснуть.

Сколько ни заглядывай украдкой,
сколько ни загадывай тайком,
жизнь течёт своим простым порядком —
сладким, словно в детстве, молоком.

Время и пространство это просто —
их от колыбели до погоста
преодолевать, известен курс.

Жаль, что бесконечна лишь дорога,
времени отпущено немного —
невозобновляемый ресурс.

Живут во мне, тревожат, голосят,
как счастие, что так и не случилось,
сирень, закат и домик – окна в сад —
мне так и не подаренная милость.

Не дальних стран пески или моря,
мне нынче, как и годы раньше, снилось —
заросший сад и три окошка в ряд —
мне так и не подаренная милость.

Мелькают годы, страны, города,
и знаю – уж не будет никогда
О! – даже и не света, а покоя,
когда над головою – небеса,
и радуются птичьи голоса,
и окна в сад, и я опять с тобою.

Он никогда в стихах не торопился,
он знал, что у него в запасе вечность.
Он знал, что звук и слово так же важны,
как мысль и чувство.
К жизни относился
с неистощимым жадным интересом,
какой бывает только у ребёнка,
и чуда ждал всегда и ото всех.
Жаль, что чудес на свете не бывает…

Наверно, и на смерть он посмотрел
своими близорукими глазами
с таким открытым детским любопытством,
что та смутилась и на миг один
застыла с занесённою косой.

Не допускай погрешности,
не совершай оплошности,
не пожелай моей нежности —
не попадёшь в мои сложности.

Я не волна морская
и не молва людская —
острая с самого края
корочка ледяная,

в чаще глухой и косной
омута чёрный космос.
В нём все мечты утонут —
не пожалеет омут.

Как медвежья тяжелая лапа,
облака нависли над морем.
Ты – медвежий угол, Анапа,
и об этом даже не спорим.

Убегая от эскулапа,
мы в твою забиваемся щель.
Ах, курортный город Анапа,
похлебай санаторских щей!

Говорят – турецкая крепость,
говорят, мол, – греческий полис,
что нам нынче древняя грекость,
я об этом не беспокоюсь.

Здесь почует душа другое:
нет ни эллина, ни иудея.
Я по рваной кромке прибоя,
от предчувствия холодея,

разбегусь и над стылым простором
чайкой раненой полечу,
краснодарским горьким настоем
плоть озябшую залечу.

Долго будет сниться, наверно,
что под зимним солнцем и ветром
от волны ещё не просох
золотой анапский песок.

На задворках железной дороги
коротать мне свой век суждено,
и грохочут железные дроги
в растворённое на ночь окно,
и гогочет железная лошадь…
Правду Венечка как-то сказал:
хочешь в Кремль и на Красную площадь —
попадаешь на Курский вокзал.

…а ты менялся, словно Божий свет,
ты утекал сквозь пальцы, ускользая.
Мы любим то, чего на свете нет,
мы ловим отзвук памяти о рае.

Нам не сгубить любовью мотылька
трудней, чем обнаружить ключ Кастальский.
И снова непослушная рука
хватает крыльев спаренные пяльцы.

И снова где-то падает звезда,
оплакивая бедного скитальца,
и остаются с нами навсегда
пыльцой блестящей тронутые пальцы.