Стефания Данилова - Неудержимолость

Я смело скажу, что я всё доказала,
когда, приютившись в углу у окна,
за аплодисментами полного зала
задышит уже не твоя тишина.

Таким, как мы, полезны время и расстояние.
Они обтёсывают все камни и поят хмелем
так, что проснувшись рядом с тобою, я не
боюсь, что мы чего-нибудь не сумели.
В шесть я играла на укулеле и на баяне.
Но вот мне двадцать: нет ни баяна, ни укулеле.

Мы не сумели сказать друг другу два наших имени
в той красоте, синеве и золоте прошлогоднем.
Я не посмею сказать «останься со мной», «люби меня»
быть может статься, ты чудотворец. Но не угодник.
Но я посмею сказать другие слова, и nimeni
nu ne va despartf, поверивших в день субботний.

Таким, как мы, из воздуха ставят памятник
и дышат им. Он свеж и неиссякаем.
Пока мы бьёмся за каждый вдох тяжело и маетно.
За каждый выдох в огне безумствуем и сверкаем.
Горит свеча. Покачивается маятник
в такт музыке, не старящейся с веками.

Так заживо умерев, оживают намертво
два человека между черновиками.

На часах было девятнадцать и четверть века.
Мир был зелен и прост, как яблоко дяди Стива.
Человек влюблён в человека, влюблённого в человека.
Неплохой пример для ретроспективы,
для бульварного чтива и золотых изданий,
для того, кто никем никому никогда не станет,
для студентки, опаздывающей на поезд,
что увёз бы её в самый белый часовой пояс.

Это было вчера. Прошедшее время – это
всё, что набело в силах переписать поэты,
вот и я – переписываю проваленный госэкзамен
год спустя, про всегда together, всегда zusammen.
Жить от любви, не умерев, как в прошлый
раз, казалось решительно невозможным.
И смотрите, живу, живу, а не в жизнь играю,
этой жизни, как Богу, нет ни конца, ни края.

Марш – пока что не Мендельсон, но уже торжествен.
А сегодня нам двадцать и двадцать шесть, мы
продолжаемся там, где дым, разговор и песня,
все становится интересней и интересней,
мы носим груз 200 так же легко и просто,
как добрейшие в мире вести. Преград для роста
не существует. Есть потолок, в котором
трещина, откуда звучит повтором
вызвавшее слёзы диминуэндо
от прорвавшего счастья.

Счастья того момента.
Not when I've got acquainted but when I've really met You.

От часов, на которых девятнадцать и четверть века,
я бегу, и впервые не задохнусь от бега.
Круг замкнулся. Альфа схватила за хвост омегу:

Человек

находит

искомого

Человека.

Вы сказали мне «нет» в переполненном зале.
Этот вечер никак не стремился к концу!
Вы молчали. Но Ваши глаза мне сказали,
что я Вам не по сердцу
и Вам не к лицу.

Я уехал, поймав побыстрее маршрутку,
недоеденный ужин оставив врагу.
Вы, мои чувства к Вам обратившая в шутку,
танцевать оставались на том берегу.

Я не видел Вас жизнь.
Я терялся в случайных
манекенах, одетых в шелка и меха,
в дорогих – но не сердцу! —
кофейнях и чайных,
я названье искал для восьмого греха.
…

Ты сказала мне «да»,
в зале осиротевшем.
Ты сказала мне молча, кивнув головой.
(если б только ты это промолвила прежде!
до момента, как Вы обратились Тобой!)

И мне нравился я,
ни в кого не влюбленный,
кроме улиц и набережных по ночам.
Ты сидишь в тишине,
запивая креплёным
грусть, бегущую темной волной по плечам.

Наши чувства, решив поменяться местами,
не учли нас самих
в этой страшной игре,
разведя нас большими ночными мостами.

Я – на том берегу.

Это – мой восьмой грех.

я видел мир, и мириады лиц,
счастливых, грустных, мертвых и живых,
я поднимался вверх и падал ниц,
и шел вперед, навстречу мне шли Вы.
Вы без зонта под проливным дождем
спешили прочь иных касаться губ!
Вас постоянно кто-то где-то ждет;
зал ожиданья мне, увы, не люб!
я выбрал залу, где играет вальс,
и закружился с женщиною в нем.
шло время, я не вспоминал о Вас,
а Вы горели без меня огнем!
прошли года, хотя – всего лишь год,
день как три осени тянулся в городах!
Вы наконец уйти решили от
своей тоски и вновь прийти сюда!
я был не связан более кольцом,
я выпущен был птицею из рук,
и Ваше позабытое лицо
родней всего мне показалось вдруг!
…