Фаина Гримберг - Книга Герцогини

Скоро скоро скоро
Электричество умрет
Скоро скоро скоро
Снова появятся мастера свечей и подсвечников
Бумага станет плотной крепкой и сильной
При свете ярких свечей
Женщины будут писать письма гусиными перьями
А на столе появится песочница
И у каждой женщины появится возможность стать Герцогиней
или камеристкой
Султаншей или служанкой в хамаме
Женщины снова будут писать стихи.
А те, которые не будут знать грамоте,
Будут просто петь стихи.
И на фреске счастливая скромная супруга донатора
Будет в окружении своих восьми детей,
Самый младший из которых будет стучать маленькими палочками
В пёстрый барабан…

Век двадцать первый повернул куда-то;
И снова блещут светочи ума,
И снова брат идёт войной на брата,
И снова во Флоренции чума.
И снова все так ярко, так незыбко –
Плоды и птицы, яблоневый сад.
В саду ее гулянье и улыбка.
Век двадцать первый повернул назад.
В ее роду мы различаем предка,
В дворцовых залах он отец и сын.
На родословном древе чахнет ветка
Под тяжестью полотен и терцин.
И еле слышен строф латинских лепет,
И еле виден самый главный зал…
Художник, где ты в этом страшном склепе?
Всё кончилось. Ты всех нарисовал.
Но, может, это ничего не значит,
И вечный не нарушится закон,
Когда она зовёт тебя и плачет,
В больнице горько плачет в телефон.
В аэропорт уносится дорога.
И вот уже с высокой высоты
В твоем лице уже видны немного
И Гольбейна и Брейгеля черты.
И вот уже стремясь к заветной цели,
Привидно мрачен взором и суров,
Ты к ней летишь по небу Боттичелли
И прочих итальянских мастеров.
Ты не германец герцогского рода
Уже давно.
Но в свете синевы
Внезапно проявляется свобода.
И ты летишь, художник из Москвы.
И вот уже не разомкнуть объятье.
И адским ветром Данте рвёт вотще
И жемчуг разузоренного платья
И русский соболь на мужском плаще.

Детство пробежало стремительно,
как мои босые ножки маленькой-маленькой девочки
по мозаичным полам.
И вот уже служанки домашние мне говорят наперебой,
что я уже большая, лет семи или восьми
и не должна играть в лошадки с тростью моего отца,
стуча и громко топая новыми туфельками.
Отец любил свою светловолосую девочку
Он говорил мне, что моя улыбка озаряет его жизнь
прежним весельем
Во мне как будто воскресала юность хрупкой матери моей.
Я прибегала в его кабинет
пробегала по деревянным полкам беспокойными пальчиками
длинными нежными тонкими, еще детскими
вытягивала наугад то историю бесшабашного Фачино Кане,
то стихи Гвидо Кавальканти,