Ирина Галкина - Моя жизнь

Я – верный моряк любви,
Плыву в открытом море,
Что там ждёт впереди?
Свидание – или горе?

Плыву я к яркой звезде,
Сияющей и прекрасной…
Вижу её везде…
Не страшен мне путь опасный!

Смущён и беспечен я:
Мечтаю звезды достичь.
Но облако от меня
Её стремится укрыть!

О светоносная!
Мне так печально с тобой!
Ты знаешь, где для меня
Уготован вечный покой…

…Картошечка для кошечки…
…А кошечки-то нет!
Милая Муркошечка,
Услыши наш привет!

Услыши, как тоскуем,
Плача и скорбя,
Гладим и целуем
Пропавшую тебя.

Жива ли ты, бедняжка?
И где твой новый дом?
Живёшь ли вольно, радостно,
Иль только страх кругом?

Где раздобыть кусочек,
Чтоб голод не терзал?
Где съёжиться в комочек,
Чтоб враг не отыскал?

Кисуля, возвращайся
В свой старый добрый дом!
Людей не опасайся, –
Беги скорей, мы ждём!!

Сижу как пень,
Как плеть, рука.
Застой в башке,
В душе – тоска.

…Как ночь длинна! Как власть её ужасна,
Полна событий, тёмных и глухих;
И всякая борьба напрасна –
Как щепка ты, тебя швыряет властно,
Несёт волна на скакунах лихих…

…Но вот уж потихоньку день крадётся;
Светает, и слабеет ночи власть…
Вставай, лентяйка, снова жизнь начнётся,
Душа от бреда сонного очнётся…
Свободны мы!!! Но чтобы не упасть,
В житейском море чтоб не утонуть,
Должна я дух свой поддержать, настроить,
Сказать: «Ну, здравствуй день!
Помилуй бог меня!» –
– и в путь.

…Включила радио:
Что в мире происходит?
На Севере – олени прочь бегут скорей,
Спасаясь от беды;
на юге – бьют людей…
Везде, где только человек проходит, –

Везде раззор, вражда и преступленья…
Опомнится ли мир, войдёт хоть на мгновенье
Свет разума в безумные творенья
И милосердие – надежда жизни всей?!

…А день уже вошёл, шагает и смеётся,
И говорит: «Я был, я есть, я буду быть!»
…Со всеми я, кто любит и кто бьётся…
И смерти кто в глаза глядит…

Рано поутру чей голос печально летит
над Дунаем? –
То Ярославны голос – сирой безвестной кукушки.
«Вот бы кукушкою мне, – плачет, – лететь
по Дунаю,
Вот бы шелкувый рукав омочить в той страшной
Каяле,
И утереть бы кровавые раны
На скорбном княжеском теле!»

Плачет в Путивле на древней стене Ярославна,
С ранней зарёй одиноко поёт – причитает:
«О ветре ветрило! Зачем так яростно веешь?
Зачем на крыльях лёгких своих
Мечешь ты ханские стрелы
На воинов милого мужа?
Мало ли серых гор тебе – под белыми облаками,
Чтоб веять, обвеивать их на просторе?
Мало ль тебе кораблей, чтоб гонять их по синему
морю?

Зачем же ты, господин мой,
Развеял по ковылю
моё веселье?!»
Плачет в Путивле на ранней заре Ярославна,
На забороле – древней стене –
поёт-причитает:
«О Днепре – Славутич, могучий и славный
владыко!
Горы пробил ты из камня в земле половецкой,
Нёс на себе, лелея, суда Святослава,
Чтобы с Кобяком сразиться успели, их нёс
И принёс, сохранил, прилелеял!..
Ладу мою прилелей же ко мне, господине,
Чтобы не слала я слёз к нему рано на море!»

На забороле поутру в Путивле скорбит
Ярославна,
Горькие слёзы льёт навстречу раннему солнцу:
«Солнышко светлое, всем ты тепло и
прекрасно!
Что ж, господин мой, простёр ты горячие
стрелы,
Огненный дождь лучей своих жгучих
На воинов милого мужа!?
Жаждой скрутил им луки, в пустыне безводной
горем замкнул колчаны?!»

Вот и пристало нам братия, время
Древним напевом начати скорбную песню
О храбром полку князя Игоря,
Игоря – свет Святославича.
Начати же нам той песни
Не так, как Боян замыслил,
А так, как время велит.
Вещий Боян, если песню кому хотел сотворить,
То растекался по дереву мысию – белкой,
Волком седым по земле, а сизым орлом –
под облаком.
Помнил он те времена, как певали
о первых походах,
Как соколов своих резвых пускали князья
На стадо лебёдок свободных.
Чей сокол догонит лебёдушку раньше других,
Тому первому – славная песня:
Ярославу ли – старому князю,
Мстиславу ль Отважному,
Тому, что Редедю сразил в поединке –
Могучего князя касожского,
Или Роману-красивому свет Святославичу.
Боян же, братья, не так поступал:
никогда не пускал он
Десять соколиков влёт на стадо лебяжье,
Но вещие пальцы свои на струны живые он клал,
И славу князьям они сами тогда рокотали.