Наталья Бондаренко - Наша Светлость. Поэзия

Перед тобой стою теперь в прострации.
Ни радости, ни бурных чувств иных, ни планов.
Известность, да! О дорогой Горацио,
Ведь я давно в процессе повышенья планок.

Быть подобием мыши – довольно печальный удел.
Хоть скребется на крыше, но выше уже не у дел.
Попищит из угла и укроется в собственной норке.
А в зубах у нее только крошки от высохшей корки.

Но мила, спору нет! Хвост игривый, как нить на иголке.
Сочинила сонет и пропела в двенадцать под елкой.
И гурман: по утрам по-французски съедает сыры.
Только глазки сверкают из старой мышиной дыры.

Пробили полночь старые часы
И с боем улеглись чирикать дальше.
На севере застыли в небе псы,
И нет во мне ни грамма хитрой фальши —

Я вижу то, что видно только мне:
Герои странных сказок машут шляпой,
Привидится в заснеженном окне —
Большой медведь стучит по стёклам лапой.

А гномик под столом сидит в туфле.
Наверное, совсем еще ребёнок.
Я дам ему фруктовое суфле
Для миленьких и крохотных сестрёнок.

А иногда жар-птица прилетит
И свесит хвост с большой хрустальной люстры.
Её, бедняжку, сильно удивит
Тирада говорящего мангуста,

Который невидимкою живет
В моей большой неприбранной квартире.
Он знает всех мышей наперечет,
Поскольку побеждает их в турнире.

В нём проигравший съеден без труда.
Так стали мыши тоже невидимкой.
Жестоко, да – нужна ему еда!
Теперь мышей сложилась недоимка.

Ну ладно, это пройденный этап.
Гостей незваных много в нашем доме.
Вот слышу старой кошки тихий храп —
Я говорю лишь о её фантоме.

Чудес не перечесть и не уменьшить,
И что ни день, то новое лицо.
А иногда я приглашаю женщин
Подняться в кринолинах на крыльцо.

И с ними мы танцуем под гармошку,
А гармонист – веселый и хмельной.
Смешной, чуть-чуть хромой на обе ножки.
Он Зазеркалья житель коренной.

Вот так мы и живем глубокой ночью,
Поверьте, я не сплю и не больна.
Но скучно жить обычной жизнью очень.
Я в приключенья страстно влюблена.

На вершине горы, под напором свистящих ветров,
Полу-Богом ищу муравьиные тропки людские,
Что внизу, словно ниточки, вязью сплелись от следов,
И селеньями-точками вечным узлом закрепились.

Расцветились садами предгорья из камня с песком,
И вкрапления крыш украшают просторы долины.
А вдали – корабли пенят воду в приволье морском.
Отражают насыщенность неба морские глубины.

Это Вечность застыла в пейзаже средь белого дня.
Что сегодня, что завтра – ничто не меняется в мире.
И не хочется мне никогда ничего усложнять,
И бороться за приз на извечном межлюдном турнире.

Меховыми шубками снег украсил веточки.
Ковриками белыми устелил поля.
Растрепались волосы вдохновлённых деточек—
Лепят бабу снежную в царстве Февраля.

Распищались птенчики, крылышки без пёрышек,
На худющих лапочках тёплый сапожок.
Клоунские носики – твёрдые, замёрзшие.
Дома ждет-творожится мамин пирожок.

Полно, тучки, слезы лить, сгорбившись, сcутулясь,
Вдаль неспешно плыть и плыть, горестно нахмурясь…
Всё прекрасно – даже вы, плакальщицы-вдовы.
Ваши слезы вековы, ваша жизнь сурова.
Выливаете себя на поля с хлебами.
Умираете не зря – жизнь приходит с вами.

Цветут цветы зеленым ярким цветом,
Ковром цветущим, иногда – букетом,
Меж листьев белых и на стеблях белых —
Зеленые как истый изумруд.

Осталась позади борьба понятий,
Плато асфальтовых дорожных вмятин
И грозный рев автомобилей беглых,
И пыльный придорожный яд-фастфуд.

Хороший друг припас бутылку рома.
Нам не страшны теперь удары грома.
Погаснувшей звезды полет напрасный —
Всего лишь признак лишней суеты.

Но нам всегда чего-то не хватает
И счастье одуванчиком слетает.
Наш мир жестокий, грустный и опасный,
Несёт напасти головам седым.

Не ври, Февраль! Зима уже ушла,
А ты остался кратким межсезоньем.
Сменили дамы шубку на бушлат.
Трепещет в вышине крыло воронье.