Михаил Смирнов - С рифмой по жизни (сборник)

Притаилось Лето под мостом,
в пальтецо невзрачное одето,
прозрачная вода гудит со льдом,
а песенка Весны ещё не спета.
И тянуло ласково лучи,
одарив веснушками пиита,
щекотало каменные плиты,
и вздыхало: «Я тут, ни причём»
А как ему хотелось птицей ввысь.
Гладило усталые колени,
тени над водой сказало: «Брысь»
Разглядело – это куст сирени.
А пиит о чём то, о своём,
размечтался, гладя плиты арки.
…И как хотели звери в зоопарке,
к Айболиту-Лету на приём.

Давай объявим Дании войну!
Объединимся для совместных действий,
Придумаем, что ставить ей в вину,
И, хоть на время, снова будем вместе.
И, заключив в военных целях мир,
Мы образуем крошечное войско:
Ты – генерал, я тоже командир,
А кто главней, решим потом по-свойски.
В пылу войны забудем боль обид,
Что мы когда-то нанесли друг другу.
Плечом к плечу – и будет враг разбит,
А упаду – ты мне протянешь руку.
К чему междоусобная война,
От этих распрей оба мы устали.
Есть общий враг, и цель у нас одна,
И ждет победа общая в финале.
Давай объявим Дании войну!

Давай объявим мухам мы войну,
Их тучи расплодились нынче летом,
Но не это поставим им в вину,
А то, что докучают нам поэтам.
И, заключив в военных целях мир,
По-свойски обратимся в войско.
Ты будешь санитар, я командир,
Наш клич в атаке: «Муха бойся»
В пылу войны забудем боль обид,
Пожмем приятельски друг другу руки,
Будешь ты их, мухобойкой бить,
А я показывать, где сели суки.
С последней мухой дух переведем,
В пылу сраженья не было укоров.
Давай для Дании вину найдем,
Войну объявим без переговоров.

Я, СУ-37 – повелитель пространства,
Я – терминатор иллюзий и виз,
Трёх измерений мне мало, упрямцу,
Я время сжимаю, пикируя вниз.
Предельных нагрузок я выстрадал цену,
Блаженство познал в синеве голубой,
Я – гладиатор и неба арену,
люблю и терзаю, чтоб выиграть бой.
Познал пируэты, кульбиты и бочки,
Крутых виражей угрожающий звук,
В проекте ещё не поставлена точка,
Я верю в тепло человеческих рук.

В царстве дивном и богатом,
Где волшебный дух витал,
Там царю, видать в награду,
Трёх сынов Бог славных дал.
Подросли, окрепли дети,
Женихи – ни дать, ни взять,
Как и принято на свете,
Стал отец им жён искать.
Чтоб иметь опору трону,
Сыновьям даёт указ:
«Чтоб наследовать корону,
Я обязываю вас,
Завтра утром на рассвете,
Каждый с луком и стрелой,
Выйдет в поле, чтоб ответить,
Будет кто его женой.
Если стрелка на излёте,
Ляжет в чей-то знатный двор,
Там жену и подберёте,
Не чиня со мною спор».
Ну, чего уж тут перечить,
Утром, всех опередив,
Старший сын, раздвинув плечи,
Небо стрелкой просверлил.
В терем стрелка угодила,
Дочь боярскую нашла,
В платье дырочку пробила,
Ну, а в тело не вошла.
Средний брат, тому не ровня,
Но, похоже, тоже хват,
Не повёл он даже бровью,
Пробил когда, купцу ушат.
Воду черпала девица,
От испуга впала в дрожь,
Но успела помолиться,
Замуж было невтерпёж.
Младший брат стрелу готовя,
Покосился на других,
Попросил себе здоровья,
И её пустил с руки.
Улетела и пропала,
Свист в ушах, а след простыл,
Не в девицу ли попала,
Кабы знать, её прикрыл.

Робким не был младший брат,
Кстати, звать Иваном,
Он идёт стрелу искать,
И жену с приданным.
Долго, коротко ли шёл,
Вот уже трясина,
А на кочке выстлан шёлк,
И цветок жасмина.
Там лягушка на шелку,
Стрелку держит в лапке,
Ваня взялся за щеку,
И бьёт себя по шапке.
Чуть не тронулся умом:
«Что мне скажут братья,
Коль лягушку в свой я дом,
Принесу в объятьях»
Завернул её в шелка,
А куда деваться,
Положил на дно мешка,
Ведь не целоваться.
А когда пришёл домой,
Положил в лукошко:
– «Будет дома домовой»
– Пошутил немножко.
Вот и ночь уходит прочь,
Луч ещё не блещет,
Спать Иван, уж не охоч,
Девушка щебечет.
Снится что ли, думал он,
Голосок хохочет,
Как рукой прогнало сон,
Знать, кто это хочет:
– «Не лягушка ль ты моя,
Красная девица,
Правду всю ты не тая,
Расскажи сестрица»
– Я, царевна, это знай,
И твоя лягушка,
Но со мною не играй,
Я ведь не игрушка.
Ночь пока ещё в окне,
И не видно солнца,
Расскажу я о себе,
Занавесь оконце.
Было это или нет,
Но поверить надо,
Ну, а мне держать ответ,
Сказывая складно.
В царстве, где всё тишь да гладь,
И живётся в сладость,
Родила царица-мать,
Дочь царю на радость.
Подросла, когда она,
Стало видно сразу,
Для кого была дана,
Радость эта глазу.
Женихи из разных стран,
Сватались к невесте,
Только не был избран, Вань,
Ни один на месте.
Вот, однажды, на порог,
Было то недавно,
Прибыл сам Кощей-варог,
Вот жених-то «славный»
Для царя, какой он зять?
Не было печали,
Не пошёл его встречать,
И Кощей отчалил.
Но замыслил, видно зло,
С магиею дружен,
Применил, тать, ремесло,
Захотел быть мужем.
Повелел лягушкой стать,
Поселил в болоте,
Чтоб никто бы в жёны взять,
Не хотел в народе.
Коль на мне те, женишок,
Выпало жениться,
Потерпи три дня дружок,
Не воды напиться.
Три денёчка продержись,
И не будет порчи,
Сладкой станет наша жизнь,
И не только ночью.
С чёрной магией борюсь,
И с заходом солнца,
Я девицей становлюсь,
До луча в оконце.
Видишь, кепочкой, лежит,
Шкурочка лягушки,
Как скажу, посторожи,
Прячь её в подушки.
А теперь, пора уже,
Вижу солнца лучик,
Не тужи ты без нужды,
Ночи жди мой зайчик».
И упала, об пол – бряк.
Стала вновь лягушкой,
Ваня в страхе и обмяк,
Будто выстрел пушкой.
…Но опомнился, ожил,
В руки взял лягушку,
И в лукошко положил,
А наверх подушку.
Жёны братьев у дверей,
Речи эти слышат,
…И на цыпочках скорей,
Прячутся, как мыши.
А наутро во дворец,
Царь детей звал зычно
Я проверю всех девиц,
Нынче самолично.
Пусть спекут-ка жёны хлеб,
Белый и духмяный,
Всякий, кто его бы ел,
Становился пьяным.
Знать не слышал царь-отец,
Кто сказать посмеет,
Что лягушку молодец,
Там в лукошке греет»
Пригорюнился Иван:
«Как же дело сладить,
Вдруг, раскроется обман,
Царь не будет гладить»
А лягушка ква да ква:
«Не кручинься Ваня,
Не падёт твоя Москва,
Будет хлеб духмяный».
Замесила тесто в чан,
И вокруг хлопочет,
А в окошке, как кочан,
Голова хохочет.
То была купцова дочь,
Рядом и боярская,
Делать всё решили в точь,
Как лягушка царская.