Евгения Клио - Мир грёз. Сборник

Как-то даже показалось, что где-то рядом плачет Марго, а мужской голос читает молитвы.

Спустя какое-то время – мимо меня прошел кто-то, гремя связкой ключей. Крикнул – и все пропало.

Я сходил с ума.

Рано утром меня нашли обессиленного почти на выходе. До дверей оставалось всего пятнадцать метров.

О том, что мне крупно повезло, вызывая скорую не переставали твердить экскурсовод, на французском, и переводчик – на ломаном русском, хватаясь за голову и размахивая руками.

Врачи скорой, что-то пролепетав по-французски, наставили мне кучу уколов и по моему настоянию – отвезли в аэропорт.

Пока я отходил от шока в реанимобиле, узнал от экскурсовода – не без помощи переводчика – что побывал в Парижских катакомбах. Марго и Анри – жили в семнадцатом веке и безумно любили друг друга. Она была из бедной семьи, а он – богатых кровей. Решив сбежать, они договорились встретиться в каменоломнях – еще до того, как туда были перевезены захоронения.

Они должны были пересидеть там до утра, и уже на рассвете сбежать из города. Но им это не удалось – влюбленных завалило обвалом.

Парижане в том месте поставили мемориал, где подростки стоят рядом. И со слов сторожей – ночами там действительно слышен плач девушки, и как парень, успокаивая ее, читает молитвы.

Тот сторож, о котором рассказывала Марго – реально существовал, но однажды он, как и я, немного не дошел до выхода. Экскурсии тогда не проводили, и его нашли только через одиннадцать лет.

Если будете в Париже – обязательно посетите эти катакомбы. Только днем, и только с экскурсоводом.

А для меня эта история навсегда останется в памяти. Ведь не каждый день удается побывать на руинах человеческой эпохи.

И да, в спорах я теперь не участвую, да и путешествовать не очень люблю.

Уже давно вечер накануне Рождества так не радовал погодой: крупными хлопьями падал пушистый снег, правда тут же тая на асфальте. Предпраздничный воздух был морозен и свеж.

Ярмарка встретила Верену веселыми напевами про олененка Рудольфа – взрослые и дети охотно подпевали, прогуливаясь по магазинам в поисках подарков. В баре напротив, за ярко сверкающим панорамным окном, кто-то радовался очередной кружке глинтвейна, кто-то жареной колбаске, а дети радостно уплетали булочки и сахарную вату с пряниками.

Телефон зазвонил неожиданно. Девушка переложила пакеты в одну руку, сняла перчатку, посмотрела на экран мобильного. Бруна.

– Алло! Что случилось?

– Баб Шура.

– Что с ней? Да говори ты уже, не молчи! – замедлив шаг, прокричала Верена, стараясь быть громче колокольного звона.

– Отказывается есть. Снова начала говорить о том, чтобы отвезли ее в Ленинград.

– Сейчас он называется – Санкт-Петербург.

– Ой, какая разница! И это накануне Рождества! Поговори ты с ней, может, послушает. Что ей не живется в Кельне? Да и возраст уже, все-таки. А она все свое – «там лучше», «Родина», «душа тянется». Я понимаю – там наши далекие корни. Но это – Россия. Я вот туда точно не поеду. На матрешек смотреть что ли?! Да и Хайнц против.

– Твой Хайнц всегда против всего, что не касается его выгоды. – вздохнула Верена. – Ладно, скажи ей, что после Рождества будет ей Ленинград.

– Вот сама и скажешь, я ее отвезла на Нилер Гюртель, в «Natalie» nursing service* («Натали» служба ухода за пожилыми). Попросила – ностальгия у нее по русскому языку. И праздник ей не праздник… Говорит, что не Рождество это – в декабре! Представляешь? Может, так будет и лучше – и мы отпразднуем, и она порадуется.

– Хорошо, Бруна. Послезавтра утром возьму билеты на ближайший рейс и заберу ее. Тебе матрешку не привезу – так и знай!

– Спасибо, сестренка! Я понимаю, что сейчас моя очередь быть с ней, но у меня семья, дети… Хайнц говорит – тебе проще. Счастливого Рождества!

– Счастливого Рождества!

**********

– Александра Петровна, вы уверены? – молоденькая медсестра-стажер стояла возле кровати женщины, нервно держа в руках иглу от капельницы. – раньше отказывались всегда, а сегодня… что-то случилось?

– Давай, ставь уже эту чертову штукенцию. Доктор же сказал – при приступах. Выспаться хочу… Голова болит от всего этого шума. Тяжелый ваш Кельн.

Аккуратно поставив капельницу, медсестра заботливо прикрыла женщину мягким пледом.

– Счастливого Рождества, Александра Петровна!

– Не мой это праздник, внучка. Иди, отдыхай. Я позову, если нужно будет.

Дождавшись, когда за медсестрой закроется дверь, баба Шура увеличила подачу лекарства в капельнице на максимум.