Александра Тальвирская - Счастье пахнет тобой

Ими преданной, списанной в прошлое,
опустившая плечи ушла
и приют по следам запорошенным
у печали в каморке нашла.

И колышится занавесь ветхая
в помутневшем проёме окна, –
в ночь глядит их любовь недопетая
так ни ей, ни ему не нужна.

Просто не знаю что делать,
просто не знаю как быть, –
может, пойти пообедать?
Сытой-то радостней жить.
Или, наевшись снотворных,
сном беспробудным уснуть,
чтоб не встречать заострённых
взглядов, пронзающих грудь;
чтобы не слышать злой голос,
бедные уши заткнуть,
непонимания ворох,
скомкав, в чулан запихнуть?
А может, всё бросив, уехать?
Ох как мне сейчас не до смеха.

Подвинься, я лягу с тобой, –
усталые ноги так ноют, –
погладь мою спину рукой
и, когда я глаза закрою,
подставь мне своё плечо,
я в него уткнусь головою,
и станет мне так тепло,
и ласка твоя успокоит.

Так мечтала об этом подарке:
я в Сокольники еду гулять –
буду в старом заснеженном парке
о тебе вспоминать, вспоминать…
И обняв, как тебя обнимала,
и целуя кленок молодой,
вспомню я, как тебя целовала
в этом парке под ранней звездой.
Вспомню всё из далёкого лета,
но без слёз, без жестокой тоски:
голос, взгляд шоколадного цвета,
нежный трепет любимой руки…
И, забыв все свои огорченья,
вспомнив твой удивительный смех,
я – в подарок себе – в день рожденья
стану самой счастливой из всех.

Её слова – жестокая игрушка,
грозящая немыслимой бедой:
они всего лишь айсберга макушка, –
погибель притаилась под водой.
И не одно доверие утонет,
и не одна поникнет голова,
и не одна душа в слезах застонет,
приняв за правду лживые слова.

Достигая, я себя так утомила:
всё спешила, всё боялась опоздать.
Из достигнутого многое немило,
и не надо было вовсе достигать.
Но тогда, поверьте, искренне считала
и уверена была на сотню сот:
это тó – чего мне так недоставало,
без чего душа грустит, а не поёт.
А теперь уже не те приоритеты,
и желания давно уже не те, –
научите дуру мудрые поэты:
чтоб достигнуть, как приблизиться к мечте?
Сил физических осталось маловато,
а душевные и вовсе на нуле:
я не та уже, какой была когда-то:
еле ползаю по матушке-Земле.
Но как прежде также манят достиженья, –
научите, дайте главное постичь, –
принимаются любые предложенья,
как желаемого взять… да и достичь.

Счастье скомканным листком
получилось,
будто в зеркале кривом
отразилось:
там, где радость глаз была,
впадина;
а улыбка где цвела –
вмятина.
Тот комочек теребя,
долго выла:
«Как кручинушка тебя
исказила!»

Как придумано и кем
это горькое «зачем»?
и больное «почему?»
Вряд ли я когда пойму,
почему так получилось
и зачем произошло?
Миг… и всё переменилось:
всё завяло, что цвело;
что горело, вдруг остыло;
горьким стал воды глоток,
и погасло, что светило;
почему живой исток
в пересохший превратился?
где та чистая вода?
и зачем тот миг случился,
разлучивший навсегда?

Сколько в поле травинок –
столько горьких слезинок
по тебе пролила.
Сколько раз говорила:
что давно разлюбила –
столько раз солгала.
Столько вёсен отпело,
сколько зим пролетело; –
а тебя не забыть.
Сколько дней – столько ночек –
за годочком годочек
продолжаю любить.

Как быстро вешними дождями
с земли смываются снега –
ещё быстрей, прощаясь с нами,
покинет лето берега,
те: на которых расцветало,
бросало в землю семена…
И вот уже листва опала,
и вот уже пуржит зима.

Как быстро дни летят, недели,
а годы… те ещё быстрей:
поспали люди и поели,
и вот уж вечность у дверей.
Всё повторит круговорот
и только жизнь нам не вернёт.

Я жду, – а вдруг в ночи бессонной,
а может быть, в разгаре дня
твой голос в трубке телефонной
на этот свет вернет меня.