Временная сжимает петля
Бесконечность парабол и функций,
Каждый вдох на отрезки деля.
Дай мне встретить тебя и исчезнуть,
Черноты преисполненная
Моя белая снежная бездна.
***
Корабль мой лег, как кит забитый, замертво
Неистовым бренчаньем гарпунов,
А матросня хохочет: «Боже, дай ему
Святого царства, в ад он не готов!»
Смердят бока его древесными волокнами,
Слепой штурвал до черных ссадин стёрт.
Я возвращаю будущее в прошлое,
Вхожу, как Цезарь, в каждый новый порт.
А волны живы… Столько им отмеряно
К погибшим жалости, что не отдать врагу.
И пеной талой растекается, не веря им
Тоска по берегу сидящего на берегу.
***
Жареной рыбе уже все равно.
Можно отрезать ей хвостик.
Можно поджечь ее, бросить в окно.
Можно скормить гостю.
Можно соседу отдать за долги,
Глазки ей вытащить ложкой,
Челюсть свернуть, оторвать плавники-
Жареной рыбе – всё можно.
Можно скелетик ее просушить,
Лаком покрыть – и на полку,
Странный поступок, зато от души,
Без расстановки, но с толком.
Можно её заморозить, пускай
Тельце хранит прохлада.
Только про реку ей напоминать,
И туда отпускать —
Не надо.
***
«А ты думал, я тоже такая, что можно забыть меня…«А. Ахматова
Мы встречались на пристани осенью
Среди желтых отрепьев листвы,
И река голубыми полосками
Отражалась в причалах пустых.
А любовь наша – жалкая, милая,
Без оглядки летела к огням,
То взмывала и хлопала крыльями,
То катилась, как камень, к волнам.
Можно было не склеивать чашки,
Не читать по губам и глазам,
Много ходит таких же бродяжек
В городах, где не верят слезам.
Можно было не ждать, и недолго
Беспокойно метаться, грустить.
А потом в ясноглазое небо
Просто взять её – и отпустить.
Я помню только дрожь дождя,
Он нудно изнывал струной на деке.
Сейчас не знаю и не знала, уходя,
До вечера прощай, или навеки.
***
Не зови меня, земля,
Раньше не приду.
Облетает яблоня,
Вороны в саду.
Дождь по скатам
В лужи глаз
Слезы закатил.
Боже, ты зачем сейчас
Мне врата открыл?
И обломанный замок
Мне в ладонь вложил.
Ты не Яшка, дай зарок,
Душу не души.
Даль слепая – поводырь,
Море да туман.
Тьма, истертая до дыр.
И фонарщик пьян.
Полно горе горевать,
Говоришь? Да к псам!
Верить- мерить,
верить- ждать?
Я не знаю сам.
Как бесконечно море умирает…
В круговорот прибоя и отлива
Вонзаясь, яростная пена тает,
И нападает новая игриво.
Так под упорством ловкого смычка
На струнах горячо звенит улыбка.
И снова плачет, вздорная душа,
И в гулкой пустоте стихает скрипка…
Просто хочется спать и не думать
О том, что еще не случилось,
Не выдавливать слов горловых,
Не сдаваться конвойным на милость.
В обязательствах мыслям
на грязной изнанке скрывая порочность,
Не усвоить урок, запечатав его в неурочность.
Говорить не о том, изменяя себе ежечасно,
Сор карманный ссыпая в ладони досад и напраслин.
Он уже наступил —
Мандельштамовский день
бесконечный с пятью головами,
Так наивен по-детски, приметен и светел,
Когда падает он и его обнимает как сына
Ревущее пламя,
То на лбах ледяных кипятком паровым
Облака превращаются в пепел.
***
Горелый табак на холоде
Отдает ментолом. Мне
Нечего рассказать тебе.
На вопрос: как дела?
Шепот шуршит на губе.
Все уже пересказано,
Ленточкой белой повязано.
Душит нежность снаружи,
Голоса нет, простужен,
Душит тоска внутри.
Не уходи, ты нужен мне.
Просто стой и смотри.
Эти же звезды падали,
Помнишь, тогда, давно,
Что мы тогда загадывали,
Распахивая окно?
Ничего не сбылось,
Не правда ли?
Все это вранье и бред,
И этот воздух отравлен им.
Скажи мне, что смерти нет.
***
Когда ты исчезнешь,
Я не смогу ничего,
Даже поднять руки,
Закрыть окно,
Чтобы в дом не проникли
Звуки.
Я не смогу прикончить
Шумные птичьи стаи.
Мне нечем закрасить
Мутную синь небес.
И уничтожить травы,
И вырубить твой
Опаленный печалью лес.
Как ни сжигай мосты,
И не обсыпайся золой —
Если исчезнешь ты —
Весь мир исчезнет с тобой.
***
Брожу по хрупким памяти листам,
И забываю часто, как бывало грустно.
Но воронье гнездится по столбам,
И только крик его меня приводит в чувство.
Читать дальше