Ирина Вольных - Мрачных сосен тихий шёпот

Позеленевшие доски проплывают рядом,
Ржавые гвозди стремятся дотронуться шеи.
Я, наверное, отравлена каким-нибудь ядом,
Но не водятся здесь опасно-голодные змеи.

Мы лишь топим друг друга с остервенением,
Нам не построить новых прочных мостов.
Лето сменится печальным осени пением,
Нам не увидеть снова растущих цветов.

Неправильно и безумно сильно мечтаю
О днях, что никогда не настанут для нас,
Когда льды в Антарктиде, рыдая, растают
И обретёт новые краски истории сказ.

Ты просто не думаешь, не представляешь,
Как велики мои чувства больные, тяжёлые.
Я так хочу встретить тебя, не расставаясь
Больше в небе серыми птицами вольными.

Через край и любовь, и неизбежная боль,
В которых утопает мой маленький мир.
Во мне нет айсбергов, снежных высоких гор,
Но плавится что-то до ломоты в груди…

Я проведу тебя по полям необъятным,
По лугам, где клевер ноги щекочет.
От запаха леса станем мы пьяными,
В болотных гущах печали утопим.

Ты пробовал чай на сосновых иголках?
Я сварю тебе на костре этот отвар.
После будем бродить по потёмкам,
От ходьбы бесконечной приятно устав.

Шелест платья или листвы – не понять,
Хочется шептать тебе с такою же нежностью
Слова, что льдом успели в горле застрять…
Не хочу нарушать твою безмятежность.

Только в доверии я руку могу протянуть,
Только одному-единственному человеку.
Не желаю больше медлить. Ничуть.
Я проведу тебя в своё глупое сердце…

Память моя – жестокое наказание,
Проклятие, кара и месть ни за что.
Я помню тонкое счастья звучание,
Но знаю: уж давно всё это прошло.

Годы по сторонам нас рассыпали.
Нет общего, осталось лишь частное.
Можно ли в такой мере выспаться,
Чтобы забыть надежды напрасные?

Точка поставлена рукой неуверенной,
А после я пером ещё добавила две.
Стоило тебе напоследок довериться,
Но теперь говорю всё только себе.

Я бесследно исчезну однажды,
Собрав до единой немногие вещи.
Мы не встретимся снова и дважды,
Не наступит повторно тот вечер.

Но мягкими волнами, строками в памяти,
Запахом сена, сиянием солнечных дней,
Мурчанием кошки, росой и туманностью
Надолго останусь в жизни твоей.

Самоотверженно меня не спасай,
Бросаясь в бездну, что я породил.
Я не желал, чтобы гнусный лишай
Пророс и поблизости всё заразил.

Не касайся, не смотри удивлённо:
Я давно стал таким отчуждённым.
Мало взращивать семена доброты,
Я пропустил гнилого начала черты.

Лучше уйди – знаю, не можешь того.
Мечтаешь исправить ошибки. Мои.
А я не хочу ничего. Совсем ничего.
Поперёк горла стали монологи-бои.

Со мной не будет пути к небесам.
Поверь же своим зелёным глазам:
Я себя ненавижу и тебя не люблю.
Если вызволишь – я тебя погублю.

Не кровью написано.
Я к тебе письмо шлю самое честное,
Оно мною выстрадано.
В секунду всё тебе станет известно…

Буквы размылись,
Лист полупуст и твёрд, словно кора.
Планы сменились:
Вместо слов только пятна, вода.

Эмоции, чувства больше расскажут,
Чем их описание.
Ничто в бумагу так прочно не ляжет,
Как слёз глухое звучание.

Я очень долго искала причины тебя ненавидеть,
Потому что любила – кажется, так оно называется.
Испытывала отвращение, но вновь мечтала увидеть.
А встретимся – по сердцу жгучая боль разливается.

Кто же создал тебя таким ужасным на мою беду?
Мне ведь нравится то, что тебя не могу исправить.
И я со своими пороками, и я в бесконечном бреду…
Мне так хочется где-нибудь своё сердце оставить!

Сожжёт всё вокруг, затопит страданием – поделом!
А во мне перестанут метаться пламени злые языки.
Но внутри останется та же Гоморра как в тебе Содом,
И нас уже не накажут за преступления и былые грехи.

Ты не сыщешь в других демонов, что на моих болотах
Поют страшные песни как колыбельные, гимны и оды;
Криво танцуют, созывая твоих, других посылая к чёрту
На старых костях, что полусгнили, червями обглоданы.