Василий Фомин - Гимн комару. Премия им. А. А. Блока

…Спешит таксист, шуршит асфальтом,
Вокруг летит бурлящий свет,
Вокруг рекламы крутят сальто,
Вокзалы. Стоп. Один билет
До Питера, СВ, скорее, —
Кассирше сверху – четвертак…
В купе, конечно, веселее.
…Да, с дамой, прихватив коньяк,
Я раньше часто, было время,
Мотался в Питер – просто так.

Садишься в поезд бабьим летом,
Еще трепещет свет зари,
И из окна мне машут светом
Качающимся фонари.
Проквакал что-то голос строгий,
Вокзал в момент сожрала тьма;
И быстро вдоль луча дороги
Мелькают сонные дома,
Платформы, лестницы, мосты,
Заборы, гаражи, кусты…

Когда в окошко, отъезжая,
Гляжу на сердцу моему
Любезный город, – твердо знаю,
Нет в мире равного ему.
…Однако же пора стелиться;
Нелегким будет завтра день.
Вот ведь паршивая девица,
Втянула в эту хренотень.
Я лег, Марию костеря.
И очень может быть что зря…

Не можно сразу разобраться,
Кто, в чём, насколько виноват.
И мне случалось ошибаться
И ругань брать свою назад.
А потому спешить не будем
И делать выводы, спеша,
Давайте, братцы, верить людям,
Пока в нас теплится душа!
И я под неумолчный гул
Колёс тихонечко заснул.

Мне снился сон: как будто в море,
Плыву, качаясь на волне,
Не видно берега; опоры
Не сыщешь в черной глубине.
И ночь кругом, и в тучах серых
Гиеной шастает луна,
И бледной хищною химерой
Мне в спину скалится она.
А я плыву уже давно,
Мне страшно, холодно, темно.

До нитки вымокла одёжа
И тянет вглубь, как жернова;
Придется сгинуть тут, похоже,
Но что это?.. едва-едва…
Мне кажется: вдали зарею
Чуть-чуть, но теплится восток…
Вдруг нечто гибкое, живое
Из-под воды коснулось ног,
Обвилось, тянет вниз с собою.
И крика я сдержать не смог.

Но рот наполнился водою…
Влеком неведомым врагом,
Я погружаюсь в глубь густую,
Шалишь, зараза! Нипочём
Мне эти штуки! Я вращаюсь
И дергаю ногой вперед.
Вражина ногу отпускает,
В плечо вцепился – и трясёт,
И что я вижу: демон сна,
Передо мной парит она!

В воде клубятся космы жутко,
Глаза – два бешеных огня,
Вот тут, признаюсь, не на шутку —
Всерьез заволновался я.
Ну, погоди ужо! Лукавый
Не одолеет моряка!
И с криком, развернувшись, с правой
Я в репу бью… проводника.
Успел бедняга увернуться,
Насилу удалось пригнуться.

– Э, эй ты что, браток, однако?
– Ты, командир, того… прости…
Устал, ты знаешь, как собака…
– Ну ты и нервный; глянь, почти
Свалился с полки; дверь-то на ночь
Не запер… А? Вот это зря;
Вот обнесут тебя разА —
Попомнишь, скажешь: прав Степаныч!..
Однако подымайся, друг,
Приехали в Санкт-Петербург!

Спасибо старому – отрада
Помыться и попить чайку…
Я на прощание, как и надо,
Дал сто рублей проводнику.
Ступаю на перрон знакомый…
А это кто? Какой пассаж!
Толпою шумною влекомый,
Идёт навстречу Карандаш.
Отличный от других людей
Тяжелой поступью своей.

– Семён? Карандашов!!! Здорово?..
– Вот это встреча, вот так вот!!!
Что ж ты, такого и сякого
Рожна, пропал – почти на год?
А помнишь, позапрошлым летом…
…И я от дружеских шлепков
Чуть юзом не пошёл при этом,
Семён был дьявольски здоров.
Да, у приятеля рука
Хоть дружелюбна, но крепка.

– Ты счас куда? Я на машине,
И, коли надо, вмиг домчим…
– На Стрелку… – Запросто закинем!
И он пошёл, и я за ним.
Семён – бандит, его владения —
На таможне, в морском порту;
Он хулиган, но с разуменьем,
И не переходил черту.
Да, я люблю его, как брата…
В студенческие те года

Он, сколько помню, был всегда
Одет неброско, но богато;
Помешан был на коньяке,
И раз пол-литра «Арарата»
Он, стоя на одной руке,
На спор из горлышка прикончил;
В дни удивительные те
Имел дела с ним сам Япончик,
А также Коля-каратэ.

«Трёхсотое» дитя прогресса
Открыл нам кожаное лоно.
В уютном чреве Мерседеса
Мы скрылись, как в ките Иона.
Пахнуло роскошью; мотор
Бесшумно пыхнул – и попёр.
Все поплыло, как на экране,
Гибэдэдэшник честь отдал,
«Паджеро» с хлопцами – охрана —
За нами следом поскакал…