Елена Талленика - Ночь высокого до. Премия имени Н. С. Гумилёва

температурный пик на солнечных часах
убийца мой должник он топит шоколад
и масляным пятном в сожженных небесах
за горизонт течет ужесточая ад
оставив и меня распоряжаться в нем
распоряжаться лень я потеряла хват
не хватка а ухват вагон дверной проём
дебелых слов лихва где добродетель Лен?
где добронравы их? тугая кровь кипит
гони ее монгол по лабиринтам вен
балтийской оeke и жабер рыб морских
ей тошно от жары свернулась в кулаке
не сквозь песок течет в низложенный розан
бумажные платки наследуют мой ген
в нем более от нимф им кто-то наказал
ад плавит шоколад касаньем эрогенн
но кровоточий след русалочьих каверн
о стержне говорит оставленным от гунн:
вторжение и гон? нагайка в рукаве!
среди дебелых слов лишь смерть найти могу!
ведь мне ветров порыв мне волю подавай!
сигнальные костры сырмак степи ночной
на стол кладу платок очерчивая край
слова мои остры кровь горловой волной…

о да я женщина своей мечты
из первых уст произнесенный лозунг
никто не вытравит Марину из меня
пусть даже выдворив из вольного Парижа
не более означена чем дым
из розг букет превозмогаю в розы
пурпурным шарфом траур изменять
мне суждено я каждым словом книжна
кровавый мне не ярок новизной
из черного не выползти линяя
отдай меня им не держи меня
морщинкой лобной проложу строку
опубликованная будущей весной
ее дерев рассветными тенями
когда мой лес: высот! – воззвавших рук
молитвой не торопишься принять…

смотрела в точку «дочка» года в три и в двадцать и теперь ищу
в пространстве
на карте разрушенья от Катрин ландрин луны обсасывая в трансе
смотрела в точку и сейчас смотрю отмена мысли время смято гильзой
и с гюйса смыто крысы портят трюм по одиночке досаждая Нильсу
а было время полюбив летать отправилась бы на гусиной шее
куда угодно даже в лунный кратер не дожидаясь чьих-то приглашений
побудок из июня в декабри на пробужденье ставя лунный таймер
пока нательно до размера бри грудь созревала стянута бинтами
стремясь душой от перекрестья их под звездопады острова сокровищ
там опирался кто-то о костыль ночного неба жаждя мук и кровищ
цеплялся взгляд за частоколы глав прицелы сбиты у пиратской своры
подмочен порох зажила-была коЛенка Джима до отпавших корок
смотрела в точку и сейчас смотрю растя героев персоналий книжных
на лодках блюдец ободках кастрюль в пространствах кухонь
по домам парижным
на грязных складнях городских бистро покатых лестниц визави – ступеней
когда и мной забыто Рождество когда и мною зря потрачен пфеннинг
на Дрездена уютных площадях в рядах безделиц сувенирной масти
где ротозеи время не щадят мне Рим не дальше чем пакетный пластик
снимаемый с бестселлера ЭКСМО с книжонки обещающей причуды
никто не чуток: Амстердама смог и не сравнить увиденное
с чудом открытий детских вне библиотек вдыхая пыль я втягивала воздух
иных времен нося одежды «те» … сражаясь и любя согласно росту…

Christine объявленный долог антракт
жду поворота событий с авансцены не уходя
время тоски затянуто платье сменяет фрак
роза в подвздошье вколота траги-комедиант
их подносили гроздьями сыпали под каблук
вытоптаны нечетные собраны что целы
на лепестках уроненных оттиски росных лун
в долгой тоске с антрактами острым шипом ценны
со стороны неволится истины долгий взгляд
ей выбирать условное между тобой и мной
Christine представший Призраком
вслух называет зря имя – его бесправие
тайной грешит земной
имя твое желание имя моя краса
но оборот прелестницы маленьким локотком:
Призрак! пою в два голоса сомкнутым небесам
люстрами потолочными луны сменив легко
пальцы: шипов отметины чувство: на перстне кровь
кажется или слезное мысли быстрей: my mind
Christine душа распахнута нежный девичий профиль
в новом мгновенье Призраком грацию рук ломает
не оставляет музыка призрачны и равны
Время глаза закрывшее словно лишилось чувств
сладкое послевкусие губ доминантных: «мы»
после тоски с антрактами крови живой хочу…

разучишься мечтать когда-нибудь
и в силу возраста и в силу обстоятельств
и удивишься сосчитав те дни
в которых не случалось умирать
когда текла утяжеляя ртуть
в людском потоке личных обязательств
свободы – блажь то увязая в нем
то сделав шаг остепеняя стать
когда-нибудь научишься жить без
не привлекая даже мир комарный
гурманству их не обещая пира
горячей крови в перекрестьях вен
уйдут моря ее за волнорез
оставят с цветом кожи Утамаро
простынной бледностью невольно оттенив
трёхъярусную алость каравелл
разучишься любить когда-нибудь
прильнув к венцу луны в манишке ночи
у февраля доверие вызывая
признанием о ярости молитв
когда перо в чернила обмакнув
рукой дрожащей изменившей почерк
не выведя строки в пустой тетради
сокроешь что еще сильней болит…